Моя поездка в Кыргызстан в 1995 году пришлась на период между первыми парламентскими и президентскими выборами в посткоммунистическую эпоху. Страна только выходила из серии политических кризисов, которые начались с досрочного роспуска парламента Кыргызстана годом ранее. Избранный в 1990 году, когда Киргизия все еще была частью СССР, парламент продолжал функционировать с теми же лицами, организацией и правилами. Хотя его члены, известные как депутаты, были в основном традиционалистами, которые не хотели признавать крах Советского Союза, тем не менее они адаптировались к изменениям и в конечном итоге вошли в роль законодателей нового государства. Этот «легендарный парламент», как его называли, принял декларацию независимости Кыргызстана, его конституцию, множество основополагающих правовых кодексов, и законы, устанавливающие символы нации, такие, как флаг и государственный гимн. Короче говоря, у него появилась миссия и чувство уверенности, что сделало его реальным противовесом президенту Акаеву.
Однако после принятия новой конституции в 1993 году эти отношения перешли из здоровой политической конкуренции к дестабилизирующей конфронтации с президентом. У каждого учреждения было свое оружие в этой борьбе. Президент вместе с премьер-министром, министрами и акимами регионов управлял страной на ежедневной основе, а парламент имел возможность поставить президента в неловкое положение критическими речами из зала палаты. Они также могли отклонить его кандидатуры на жизненно важные государственные должности и заблокировать его законодательные инициативы. В сентябре 1994 года парламент готовился назначить новых членов Центральной избирательной комиссии, которая должна была наблюдать за выборами в законодательные органы в начале 1995 года. Намереваясь заблокировать этот шаг, президент успешно договорился распустить парламент, убедив группу сочувствующих депутатов бойкотировать сессию, тем самым лишив ее кворума. Не имея возможности собраться, парламент фактически прекратил работу до завершения выборов в законодательные органы, и в течение этого времени президент управлял страной без контроля со стороны Жогорку Кенеша.
Первые выборы в независимом Кыргызстане прошли в феврале 1995 года, когда кандидаты боролись за 105 мест в парламенте. Пытаясь предотвратить формирование сильных политических партий, которые, по его мнению, могли ограничить его власть, президент Акаев помог выработать правила проведения выборов, которые благоприятствовали избранию лиц с сильными местными связями, а не национальной привлекательностью. Поскольку избиратели голосовали за своего отдельного депутата, а не за национальный список кандидатов, что является обычным явлением во многих европейских странах, территориальные акимы и влиятельные местные бизнесмены сыграли огромную роль в определении результатов выборов. Фактически, самая большая единая группа депутатов в нижней палате, насчитывающая семьдесят членов, состояла из должностных лиц исполнительной власти. В еще меньшей верхней палате, состоящей из 35 членов, бизнесмены получили более половины мест. У бизнесменов-депутатов был мощный стимул занять место в парламенте, потому что это давало им иммунитет от судебного преследования в то время, когда многие из них, как стервятники, набрасывались на остатки старой советской экономики и получали выгоду от сделок через контакты в правительстве. Председатель молодой Социал-демократической партии Алмазбек Атамбаев во время парламентской избирательной кампании заявил, что самая большая опасность, с которой сталкивается Кыргызстан, — это уже не «социализм, а сицилизм».
Клановый капитализм и более грубые формы коррупции не только создавали экономических победителей и, конечно же, проигравших, но и давали правоохранительным органам и их политическим начальникам возможность лишать недавно разбогатевших их доходов и свободы, если они не поладили с с влиятельными должностными лицами. В эпоху, когда практически все, у кого есть деньги, нарушали обременительное и быстро меняющееся коммерческое и налоговое законодательство страны, высокопоставленные должностные лица могли использовать избирательное преследование для устранения политических оппонентов или для вымогательства у них взяток. Согласно одному отчету, «почти 30 процентов новых депутатов находились под следствием у прокуратуры на предмет незаконных финансовых операций». Вскоре президент Акаев прибегнет к этому инструменту в своей борьбе с высокопоставленными политическими противниками.
Избирателям всегда хочется верить, что они решают итоги выборов, но на самом деле политики устанавливают избирательные правила, которые определяют выбор, доступный избирателям. В зрелых демократиях, таких как Соединенные Штаты, изменения правил выборов, происходят нечасто и постепенно. В Кыргызстане, наоборот, политики использовали каждый избирательный цикл, внося фундаментальные изменения в форму и структуру парламента и в методы голосования. Дело не в том, что те, кто находился у власти в Кыргызстане, были беспокойной группой или хотели усовершенствовать демократию. Они изменяли правила игры, чтобы вывести оппозицию из равновесия, структурируя институты и выборы таким образом, чтобы увековечить или усилить их политическое преимущество. Тем самым они сами создали непредвиденные последствия, которые отразились на всей политической и социальной системе страны.
Одним из таких непредвиденных результатов стал состав парламента, избранный в феврале 1995 года. Вынуждая избирателей избирать депутатов в крупных округах, где можно было выбрать только одного кандидата, они затруднили получение мест в парламенте этническим меньшинствам. В крупных избирательных округах группы поселений меньшинств, как правило, перевешиваются большинством титульного населения — явление, известное как «разбавление голосов меньшинства». Это вылилось в то, что этнические кыргызы составили 83 процента нового парламента, в то время как представляли менее 60 процентов населения страны. Эта коренизация политического класса имела схожесть и в правоохранительных органах и других сферах государственного управления, где практика найма брала крен в пользу кыргызов. Ко второй половине 1990-х годов меньшинства практически отсутствовали в нескольких государственных учреждениях, включая полицию.
За созданием ниш рабочих мест только для кыргызов стояла не официальная или даже сознательная дискриминация, а неформальное предпочтение найма собственного кадра, будь он из семьи, клана или племени, родного района или этнической группы. Пресс-секретарь президента Акаева Камиль Баялинов признался в этом в своем интервью мне.
«Не секрет, что ответственные чиновники самого высокого ранга происходят в первую очередь из той или иной родственной группы. Это реальность. В нашей маленькой республике куда ни глянь, каждый — чей-то человек», — говорил Баялинов.
Как объяснил мне бывший глава администрации президента, в такой стране, как Кыргызстан, где все знают своих предков до седьмого поколения, когда незнакомые кыргызы встречаются, то «сразу начинают искать родственников в седьмом и даже десятом удалении, и вскоре мы обнаруживаем, что родственники».
Избирательные кампании никогда не проводятся на абсолютно равных условиях, и в Кыргызстане в 1995 году преимущества занимаемой должности, денег и связей решительно повлияли на ход борьбы. Состоятельные кандидаты стремились купить себе место и должность, иногда используя творческий подход. Один бизнесмен раздал населению своего района левосторонние ботинки, пообещав доставить правые в случае победы. В Джалал-Абадской области другой кандидат, директор завода по производству сельскохозяйственного оборудования, раздал местным руководителям плуги, а избирателям водку и мясо свежезабитых лошадей. Один наблюдатель отметил, что в некоторых районах «водка текла рекой». Нередко было видеть пьяных избирателей в раскарячке вокруг кабин для голосования, а на одном участке пожилая женщина умерла от чрезмерного потребления алкоголя рядом с избирательным участком. Понятно, что населению, десятилетиями обучавшемуся советским выборам, которые были не более чем ритуалом подчинения существующему порядку, потребовалось время, чтобы увидеть в голосовании средство для избрания ответственных лидеров.
Поскольку президент Акаев отверг идею создания президентской партии — позор Коммунистической партии на долгие годы омрачил саму идею партий — он не мог рассчитывать на стабильное большинство депутатов в новом парламенте для поддержки своих инициатив. В связи с тем, что они были избраны в местных округах, новые депутаты по понятным причинам в первую очередь откликались на потребности своих округов, а не на интересы президента. Разочарованный ограниченностью своих ресурсов и авторитета, Акаев предпринял два гамбита, которые, как он надеялся, укрепят офис президента и его влияние.
За год до истечения своего пятилетнего срока осенью 1996 года Акаев решил провести референдум, который бы продлил его правление на второй срок без того, чтобы столкнуться с оппозицией на президентских выборах. Этот обход демократии, который уже применялся президентами соседних стран Центральной Азии, был представлен, как идея всего кыргызского народа, чьи 1,2 миллиона подписей заверили петицию с требованием проведения референдума. Несомненно, некоторые граждане подписали петицию добровольно в ходе кампании в СМИ, направленной на создание культа личности вокруг Акаева. Жители сел ткали ковры с изображением Акаева в подарок президенту, а старейшины Кыргызстана ежедневно превозносили достоинства Акаева по телевидению и радио. Но у этого была и темная сторона. В нескольких интервью, которые я провел в Бишкеке в этот период, информированные обозреватели заявили, что в некоторых районах власти требовали подписи под петицией за референдум перед выплатой пенсий или заработной платы.
В качестве наблюдателя, однажды я был привлечен к дискуссии по референдуму, которое проходило в Бишкеке 14 сентября 1995 года. Интервью проводила корреспондент Александра Черемушкина, одна из самых известных журналистов страны, наслаждавшаяся репутацией либерала. В какой-то момент записи она обратилась ко мне, спросив я думаю о предлагаемом референдуме. Я ответил, что это ужасная идея и оскорбление демократии. Ее широкая улыбка на съемочной площадке быстро сменилась ледяным хмурым взглядом, когда мы сошли со сцены в конце программы. Взглянув на меня, она сказала: «Вы совершенно наивны, полагая, что у людей должен быть выбор кандидата на пост президента». Так же, как и в России, где журналисты год спустя были готовы на все, чтобы добиться избрания президента Ельцина, многие СМИ в Кыргызстане считали что альтернативы Акаеву были так отвратительны, что даже не стоит рисковать проведением конкурентных выборов. Недоверие к тому, что средний гражданин может сделать разумный политический выбор относилось и к самому президенту. В своей речи в Париже несколькими месяцами ранее Акаев утверждал, что его народ еще не готов к западным формам демократии из-за своих «исторических традиций, образа жизни и этнопсихологии».
Несмотря на давление со стороны президента, парламент в конце сентября отказался одобрить проведение референдума, призванного предоставить Акаеву второй президентский срок без конкурентов. Однако согласился на условия Акаева ускорить выборы на десять месяцев раньше срока на декабрь 1995 года. Акаев хорошо понимал важность фактора времени в политике, и пока он все еще имел благоприятный рейтинг, были тщательно организованы празднования 1000-летия кыргызского национального героя Манаса до прогнозируемого спада в экономике. Что неудивительно, он легко победил на выборах, набрав 71,5 процента голосов. Его ближайший соперник, глава Коммунистической партии Кыргызстана Абсамат Масалиев, получил чуть менее четверти голосов, а Медеткан Шеримкулов, который четырьмя месяцами ранее учился у меня на курсе политологии, выиграл чуть меньше двух процентов голосов.
Сразу после своей победы на выборах Акаев предпринял свой второй гамбит: референдум в феврале 1996 года по изменению конституции. Укрепившийся своей убедительной победой, Акаев смог уговорить парламент одобрить проведение этого референдума. В бюллетень было внесено предложение о значительном расширении полномочий президента. При явке 95 процентов и 98 процентах голосов «за», население предоставило президенту широкие полномочия по назначению судей, министров и других должностных лиц и затруднило парламенту отклонение кандидатуры президента на пост премьер-министра. Успешно расширив формальные полномочия своего президентского офиса, Акаев затем пошел на переназначение не охотно подчинявшихся акимов в регионах, лицами, более ориентированными на центр и лично на Акаева. Эти молодые «подручные» пришли на смену поколению региональных элит, которые помогли возродить посткоммунистический Кыргызстан.
Осенью 1995 года мой номер в отеле «Иссык-Куль» находился в южном пригороде Бишкека и выходил окнами на недавно открывшуюся деревню Манаса. Посвященный легендарному основателю кыргызской нации, этот небольшой тематический парк содержал причудливую коллекцию башен, шпилей и памятников, которые должны были пробуждать доблесть и объединяющий дух Манаса. Расположенная в лесу, за высокими горами хребта Ала-Тоо, деревня Манас вызывала во мне скорее смятение, чем благоговение. Это было похоже на музей под открытым небом безымянных странностей, который позволял посетителям делать то, что они хотели с выставленными экспонатами. Возможно для кыргызов ансамбль вызвал бурное воображение и передал им дух легендарного предка, но для посетителя издалека он имел вид наспех задуманной и незаконченной дани уважения герою одного из величайших устных эпосов мира.
Прослеживая жизнь Манаса от его рождения на Енисее — исторической родине кыргызов в Западной Сибири — до Алтайского края и, наконец, до земли, которая является нынешним Кыргызстаном, эпос пронесся сквозь века в стихах, которые декларировались то исправляясь, то приукрашиваясь «манасчи» (сказителями). Какие-то версии, насчитывающие до 500 000 стихов, что вдвое превышает длину следующего самого большого эпоса в мире, манасчи требовалось несколько дней, чтобы прочитать всю легенду по памяти. Поскольку кыргызская культура традиционно была устной, эпос был записан только в конце XIX века.
Открытие деревни Манас совпало с национальным празднованием 1000-летия легенды о Манасе. Для президента Акаева увековечение памяти Манаса стало центральным элементом его попытки сформировать единую национальной идеологию Кыргызстана. Чтобы заручиться поддержкой, как титульного населения, так и меньшинств, Акаев подчеркнул этническое разнообразие окружения Манаса, а также роль Манаса в формировании единого кыргызского народа. Советские власти хорошо знали о политическом использовании легенды о Манасе. Опасаясь, что возрождение культа Манаса может способствовать возникновению нездоровых националистических настроений, официальные лица в Москве в советское время отвергли призывы кыргызов отметить 1000-летие своего героя. С другой стороны, для президента нового кыргызского государства празднование стало не только местом сплочения населения нового государства, которое еще не было уверено в своей идентичности, но и возможностью для Акаева представить себя поздним Манасом. Если Манас был основателем кыргызского народа, Акаев мог претендовать на звание основателя первого современного кыргызского государства.
Вечером перед отъездом домой я совершил последнюю прогулку по деревне Манас. Толпа поредела, и в парке осталось лишь несколько разрозненных групп. Когда я подошел к статуе Манаса, я заметил одинокого человека в форме, стоящего перед памятником. Вытащив из куртки недопитую бутылку кыргызского коньяка, он подошел ко мне и стал изливать душу. На следующее утро он отправлялся в свою первую поездку за границу и хотел отдать дань уважения духу Манаса перед отъездом. Узнав, что я иностранец, он настоял на том, чтобы я выпил с ним вместе. Я послушно сделал небольшой глоток и отдал бутылку обратно. В следующие несколько минут он допил коньяк сам. Изо всех сил стараясь держаться на ногах в вертикальном положении, офицер средних лет, казалось, все больше боялся своего предстоящего путешествия. Русские передали кыргызам традицию «купаться в спиртосодержащей ванне» (обмывать) важные, а в некоторых случаях и не столь важные случаи; однако этот человек, одинокий в этом угасающем свете, казалось, не радовался своей удаче, а готовился к путешествию в неизвестность. Я до сих пор задаюсь вопросом, достиг ли он места назначения: штаб-квартиры НАТО в Брюсселе?
