— Последнее резонансное дело которым вы занимаетесь, это уголовное дело в отношении казахского журналиста и блогера Мурата Тунгишбаева. Расскажите фабулу этого дела.
— В отношении Тунгишбаева в соответствии Кишиневской Конвенции о правовой помощи запущена процедура экстрадиции по запросу казахстанских властей. Ему предъявляется обвинение по казахскому Уголовному Кодексу. В соответствсии с этим запросом наши органы нацбезопасности взяли его под стражу. Генеральная прокуратура уже вынесла решение о его выдаче. К сожалению, суд отказал нам в удовлетворении нашего ходатайства об отмене меры пресечения, но мы сейчас готовимся к основному процессу, где мы обжалуем решение Генеральной прокуратуры о его выдаче.
— Какие нормы, на ваш взгляд, были нарушены при его аресте?
— Прежде всего, это то, что органами внутренних дела Казахстан ему предъявлена статья 266 УК, которой в нашем нашем УК не предусмотрено, речь идет о предоставлении финансовых, информационных, благотворительных услуг преступным организациям. Признаки статьи расписаны несколько нелогично, свалены в одну кучу и финансовые услуги и информационные, и благотворительные, так что её наиболее удобно использовать именно для политических преследований оппозиционных сил, предварительно признав их экстремистами.
Наша Генеральная прокуратура признала что по этой статье нельзя выдвать, но в то же время признала, что есть основания для экстрадиции по статье 405. В ней речь идет об оказании содействия запрещенным организациям. В частности ему инкриминируют содействие запрещенной теперь в Казахстане – Демократическому выбору Казахстана (ДВК).
— Почему вы считаете что это дело имеет ярко выраженную политическую подоплеку?
— Если мы посмотрим, что предъявляется Тунгишбаеву, мы увидим, что его обвиняют в том, что он обучал людей, как использовать социальные сети, интернет. За то что он обучал людей использовать возможности заложенные в Конституции РК, за то, что критиковал власти, оппонировал ей.
По этим основаниям я, например, давно бы уже сидел, и неизвестно чтобы со мной было. У нас правоохранительным органам, я надеюсь, не придет в голову привлекать меня за экстремизм. Потому, что я действую в рамках закона. Поэтому есть очень серьезные основания полагать, что Тунгишбаев преследуется по политическим соображениям. Если еще посмотреть многочисленные отчеты международных и национальных организаций, о том что многие политические узники подвергаются пыткам, у меня есть основания полагать что он будет подвергнут пыткам в Казахстане. Есть императивная норма права – принцип не выдворения. Он закреплен в Конвенции против пыток, в Международном пакте о гражданских и политических правах. Кишиневские соглашения, либо двусторонние соглашения перед этими императивными нормами международного права – ничто. То есть ни в коем случае его выдавать нельзя. Здесь как раз та ситуация, когда Кыргызстан, наши власти должны показать суверенитет, свою независимость.
— Есть же анологичная ситуация, когда по фактам коррупции мы, например, предъявляем обвинения Адилю Тойгонбаеву, но его казахская сторона тоже не собирается выдавать к нам.
— Там немного другая ситуация, потому что он гражданин Казахстана. Тем не менее там проездом бывают Данияр Усенов, Жаныш Бакиев и другие наши граждане, которые преслудуются кыргызским правосудием.
— Тунгишбаева еще могут выдать, в качестве “сакральной жертвы”, как знак улучшения отношений между Казахстаном и Кыргызстаном.
— Мы же уже проходим рефлексию по политическим репрессиям. И мы из нашей новейшей истори понимаем, что те кто выступает, критикует, оппонирует власти, для них обычно “экстремисты”, “террористы”. Потом те приходят, мирным либо революционным путем, и уже прошлая власть становится “экстремистами”. Мы же это прошли. Поэтому мы должны в этом смысле быть более взвешенными и мы, кыргызский народ, должны подсказать казахскому народу – “Успокойтесь, давайте мы пока у себя придержим людей, которых вы возможно будете пытать”. Потому что критика в отношении власти, только укрепляет власть на самом деле. Так мы можем помочь казахскому народу.
— Ваши критерии и оценки термина, в целом, – “политический заключенный”. какие они должны быть?
— Ко мне после разговоров об амнистии и пересмотре дел в отношении “политических заключенных”, стали обращаться мои клиенты, которые находятся в местах лишения свободы. Они просят их тоже включить в этот список, потому что они тоже считают себя политическими заключенными. И я говорю себе, почему бы нет? В их отношении тоже были нарушены ключевые принципы правосудия, презумпция невиновности, были надуманные обвинения. Нарушения прав человека — тоже политика. И кто отделит политические дела от неполитических?
Текебаев и Салянова должны сделать вывод, что они сами создали основы для таких политических преследований. Первое, что должно быть сделано, это привлечение к ответственности конкретных сотрудников, которые допускали нарушения. Это следователи и прокуроры. Идея правосудия переходного периода заработает, когда будут привлекаться к ответственности исполнители незаконных указаний. Это будет железным новым обстоятельством, не каким то придуманым. Тогда Текебаев с Саляновой снимут с себя ответственность за то, что сами создали эту систему, от которой и пострадали.
— Вы согласны, что для определения термина “политический заключенный” обязательно должна быть внешняя оценка?
— Внешняя оценка делается по определенной методологии. Вот, например, я вот смотрю что по казахскому законодательству Демократический выбор Казахстана (ДВК) признается экстремисткой, потому что создает “негативный образ власти”. Это же нормально критиковать и обличать власть, тем более для оппозиции. Когда в обществе есть место публичной критике власти, это признак устойчивой власти. А власть, которая пытается подавить критику, они сами являются экстремистами. Настоящие экстремисты, это те, кто занимается истреблением оппонирующих сил, оппонирующих мнений.
— Почему вы считаете, что международное сообщество признает “политическим заключенным” в нашей стране только Азимжана Аскарова и не видит других?
— Обращение с жалобой в Комитет по правам человека ООН, означает, что исчерпаны все внутренние механизмы правосудия, а иначе они откланяют поданные жалобы. Аскаров и его адвокаты это сделали. Поэтому он, и другие люди, которые так делают, политические узники.
Я всегда в полной мере использую те возможности, которые даны законами государства, поэтому я имею право даже на революцию, если что-то снова пойдет не так. Когда я вижу, что законы не работают, и я обжалую решения власти и дохожу до полного исчерпания всех возможностей закона, и это становится бесполезным, тогда я имею право призывать к революции. А адвокаты т.н. “политических узников” договариваются через взятки, конверты с судьями о некоторых поблажках, решают вопросы коррупционным путем, они, таким образом, становятся пособниками режима.
— Ваша позиция насчет лишения неприкосновенности в отношении экс-президентов.
— У экс-президента, на деяния после президентского срока никакой неприкосновенности нет. У нас с юридической техникой большие проблемы, из-за того что неправильно излагается закон, запятые не там ставятся, его можно интерпретировать по разному. Поэтому я призываю Конституционную палату подтвердить, что у экса нет неприкосновенности на деяния после президенства, что это просто проблема ошибочного неграмотного изложения статьи. Кроме того, я прошу конспалату, чтобы подтвердили необходимость создания процедуры снятия неприкосновенности с экса за деяния во время президентства.
И относительно разговоров, что правовой принцип “закон обратной силы не имеет”, не позволит привлечь Атамбаева за преступления ТЭЦ, я б сказал, что преступления ТЭЦ имеют длящийся характер, это преступление продолжает совершаться, скрываются следы преступления, совершаются транзакции и прочее. Поэтому при профессиональной работе органов, его можно привлечь не посягая на то, что закон обратной силы в сторону утяжеления не имеет.
— В основном сейчас резонансные уголовные дела возбуждаются в отношени окружения Атамбаева, как, например, в отношении Сапара Исакова. Нет ли здесь больше чувства мщения, а не установления правосудия?
— Политикой всегда движут человеческие чувства, страсти. Право же необходимо, чтобы были какие-то пределы этим страстям. Почему важно отслеживать политические дела? Потому что они становятся примером для всей правоохранительной системы, они думают, ага, значит вот так вот можно делать. После того как Текебаева посадили по “беспределу”, это оказало развращающее воздействие на всех следователей, это отразилось на множестве простых, рядовых дел, которые ведет наша компания.
— Вы давно оппонируете власти законным способом и вы видите увеличение воздействия гражданского общества на принятие решений властей?
— Политики всегда обманывают и это тоже служит развитию и укреплению гражданского общества.
Раньше, при Бакиеве гражданское общество выполняло роль – “сторожевой собаки”. Важен был громкий голос. Поэтому гражданское общество было единным. Когда же появилась конкурентная среда и появилась потребность в экспертизе, качественной аналитике, у гражданского обещства ее оказалось очень мало.
Сейчас гражданское общество потихоньку набирает эту интеллектуальную базу. И она учится использовать энергию политической конкуренции.
— В свете вышесказанного, почему дело казаха Тунгишбаева, для нас, кыргызов, должно быть это важно?
— Сейчас в нашей стране идет рефлексия по поводу политичеких преследований, политических процессов и я надеялся перед процессом Тунгишбаева, что судьи задумаются о чем-то. Но чуда, к сожалению, не произошло. Если теперь его еще и выдадут казахским властям, это будет признаком явного отката от демократии.
Я казахам всегда говорил с гордостью, что мы опережаем Казахстан цивилизационно, потому что у нас есть политическая конкуренция, есть сменяемость власти, у нас много критики в адрес власти, и что нет такого, чтобы один пришел и всех подмял под себя. Но сейчас мне стыдно перед ними, наша страна собирается выдать молодого человека на растерзание, просто за то, что он критиковал власти. Кажется я немного поторопился с этой похвалой моей страны.
Беседовал Адиль Турдукулов.
