— Мы привыкли считать что в Казахстане зачищено свободное политическое поле, однако читая ваши труды и комментарии всегда удивляешься тому, как вы открыто критикуете власть и политическую систему Казахстана. При этом вы не подвергаетесь гонениям. Как это вам удается?
— В Центральной Азии существуют разные формы авторитаризма. Просто в Казахстане он в более мягкой форме, чем в том же Туркменистане, Узбекистане или Таджикистане. Хотя и здесь были давления. Например, в 2005 году, после первой смены власти в Кыргызстане. Тогда я помню, по инициативе некоторых наших депутатов, начали активно говорить об угрозе “оранжевой” революции в Казахстане. Мол, следующими будем мы, а Кыргызстан это первая костяшка, которая вызовет эффект домино в Центральной Азии. Поэтому в Казахстане начали усиленную проверку всех НПО, не связанных с властью. Я помню, что тогда многих моих коллег и меня в частности тоже активно проверяли, т.е. пытались выяснить, являемся ли мы демократической, либеральной “пятой колонной” внутри страны. Была охота на ведьм. А в это время, под боком у власти, зрели более опасные радикальные террористические организации, которые громко заявили о себе чуть позже. Выходит наши власти не с теми боролись и не там угрозу искали.
В принципе, недоверие к моей деятельности со стороны власти наблюдается и сейчас. Но определенный апгрейд в сознании нашей элиты, мне кажется, все-таки произошел. Особенно после трагических событий в 2011 году в Жанаозене на западе Казахстана, когда наши нефтянники митинговали, а после столкновения с силовыми структурами были жертвы. И это было связано с неэффективной работой государственной власти Казахстана, с ее неспособностью реагировать на кризисные ситуации, о чем мы писали и говорили задолго до всех этих событий, которые как “холодный душ” вылились на головы некоторых наших высокопоставленных чиновников, которые стали понимать, что наличие какого-то альтернативного экспертного и информационного поля на самом деле идет во благо, а не во вред. На это наложились и другие тревожные тренды, о которых я с некоторыми моими коллегами, начал публично говорить еще в конце 90-х годов, за что нас, кстати, также критиковали наверху. Речь идет об активизации экстремистких и террористических организаций в Казахстане.
Помню, как в конце 90-х годов, мы стали публиковать статьи в печатных СМИ и в научных журналах о повышении террористических рисков в Казахстане, в том числе по причине провальной социально-экономической и идеологической политики. Говорили о том что, “ребята проблема серъезная, мы теряем молодежь, имеем идеологический вакуум и что радикализм уже пустил свои корни”. А нас обвиняли в том, что мы сеем панику, разрушаем образ некоего “островка стабильности” в Центральной Азии, который базируется на межнациональной и межконфенсиональной стабильности. Лишь после серии терактов в 2010-2011 годах, у власти произошло определенное отрезвление и потребность в серьезной аналитике на эту тему. Выходит, что только кризисные ситуации заставляли верхи более адекватно реагировать на процессы внизу и мнение экспертов. Конечно, эта реакция пока точечная. Рассчитывать на то что абсолютно все, что говорят и предлагают сделать аналитики, воспринимается властью на “ура”, я бы не стал. Многие вещи все еще раздражают их, в том числе тезисы о необходимости более глубокой и системной демократизации Казахстана. Потому что бессмысленно создавать конкурентноспособный Казахстан с неконкурентноспособной политической системой. Это абсолютно несовместимые вещи. Тем более, отсюда вытекает большое количество других, побочных проблем, с которыми мы сейчас сталкиваемся.
— Ну вот вы хвалите нашу, кыргызскую политическую систему выделяя от других стран Центральной Азии, но это на самом деле не дает экономического эффекта, которого люди сильно ожидали. Более того из-за относительно свободных выборов мы испортили отношения с Казахстаном. Зачем вообще это нам тогда нужно?
— Надо исходить из того, что у вас есть и что следует делать, а не думать о том, что могло бы быть в прошлом. Один из политиков как-то сказал, что “нужно работать с тем, что вы имеете”. А вы уже имеете определенный политический опыт. Кстати, одни из первых в Центральной Азии вы вошли в список тех самых стран, которые прошли свой транзит власти. Мы пока единственные остались в регионе без такого опыта. Часто по этому поводу я говорю, что Казахстан один остался на вокзальной станции в ожидании своего транзитного поезда. Даже Узбекистан уже уехал. Поэтому внутри страны нас очень сильно беспокоит, что будет дальше, после смены власти. Все в этой жизни когда-то в первый раз делается. А вы уже отработали разные механизмы смены власти: от революционных до электоральных.
— Отношения между Казахстаном и Кыргызстаном, даже после выборов Президента продолжают ухудшаться. Вы видите перспективу изменения ситуации к лучшему?
— Драка двух лысых из-за расчески интересна только на первом этапе. Сейчас она выглядит абсурдно. Этот конфликт не выгоден нашим народам и нашим экономикам. Но, как говорится в одной шутке: “Даже если вас съели, у вас всегда остается два выхода”. При этом нормализация отношений между двумя странами возможна при нескольких вариантах. Во-первых, на уровне выстраивания хороших личных контактов нового президента Кыргызстана и главы Казахстана. Это важно, тем более, когда существует довольно высокий уровень персонификации в реализации внешней и внутренней политики, характерный для большинства постсоветских стран.
Поэтому, от личных взаимоотношений глав государств часто зависит обстановка во всем регионе. Но сложность для С.Жээнбекова состоит в том, что ему предстоит сделать нелегкий внутренний выбор. Либо быстро и резко дистанцироваться от того, что делает и говорит А.Атамбаев. Либо делать это постепенно. Вполне возможно, что для С.Жээнбекова, на первом этапе президентства, важно сохранить политическое реноме политика самостоятельного от чрезмерного влияния любых внешних игроков. Именно такой образ сейчас пытается сформировать А.Атамбаев. На этом фоне, пока трудно сказать, когда руководство Казахстана пойдет на ослабление экономического давления, учитывая то, что в Акорде, Сооронбая Жээнбекова первое время также будут ассоциировать как часть политического трио, куда кроме него входит А.Атамбаев и премьер-министр Кыргызстана С.Исаков. Но если в Астане увидят определенные намерения со стороны С.Жээнбекова восстановить отношения, то было бы глупо и дальше проводить политику давления со стороны Казахстана, учитывая то, что от этого страдают, в первую очередь, простые люди и бизнес.
Во-вторых, попытки таких контактов могут быть и на уровне Высшего Евразийского экономического совета, следующее заседание которого будет только в 2018 году. На последней встрече глав государств-членов ЕАЭС, которая прошла 11 октября текущего года в Сочи, А.Атамбаев не поехал и послал вместо себя премьер-министра Сапара Исакова. Следует отметить, что на саммите в Сочи, президент Казахстана предложил созвать внеочередную встречу в рамках Высшего Евразийского экономического совета, посвященный развитию цифровых технологий и цифровой экономики. И участие или неучастие нового президента Кыргызстана в этой встрече будет важным индикатором того, как могут складываться отношения между Астаной и Бишкеком. Альтернативой может быть лишь продолжение межгосударственного конфликта вплоть до разрыва дипломатических отношений, что невыгодно двум государствам.
Что касается А.Атамбаева, то, с политической точки зрения, при всей его эксцентричности, которая приближает его к образу “Дональда Трампа Центральной Азии”, ему следует отдать должное в том, что это первый политик в регионе, который создал свою форму преемственности власти, не через референдумы о продлении полномочий, которыми любят злоупотреблять в разных странах региона, а через выборы. Он передал власть через электоральный процесс, пускай даже с использованием административного ресурса. Но эти административные ресурсы не идут ни в какое сравнение с тем, что происходит в других странах Центральной Азии. И тот политический и экономический конфликт, который мы сейчас наблюдаем между Кыргызстаном и Казахстаном, в том числе является конфликтом двух разных моделей политического поведения имеющих корни в разных политических системах. При определенных условиях, Кыргызстан в будущем вполне может стать своеобразным Тунисом в нашем регионе, где в свое время началась “арабская весна”, но где смогли не только сохранить политическую стабильность, но и сделать систему более демократичной.
— Не получится ли так что используя риторику для выхлопа определенного настроения в обществе в виде внешнего противника, Атамбаев может довести ситуацию до неконтролируемой степени? С учетом того что он начал затрагивать национальные тонкие чувства казахов, с историческими анологиями и это может реально привести к межнациональному конфликту.
— Вот здесь как раз заключается мудрость любого политика – знать меру. Некоторые заявления могут перейти опасную грань, за которой может последовать эффект снежного кома, эффект домино. Потому что, когда политик начинает где-то переходить на поле межнациональных отношений, это всегда чревато непредсказуемыми последствиями. Как показывает мировая практика, самые затяжные конфликты — это именно межэтнические и межконфессиональные, так как они оставляют глубокие раны в исторической памяти, что тяжело и долго заживает. Тем более наш регион — это очень уязвимая, деликатная зона. Здесь много недоговоренных старых обид и претензий во многих сферах. Хотя, даже покойный Ислам Каримов при всем его жестком характере и жестком отношении к своим соседям, в частности, к Таджикистану и Кыргызстану, по крайней мере публично не позволял себе делать заявления, которые касались межэтнических или межконфенсиональных отношений.
— Да, даже когда у нас в Кыргызстане случился конфликт межнациональный в Оше, Каримов не использовал эту карту. Хотя вполне мог.
— Он имел такую возможность, тем более те узбеки, которые проживали на юге, обращались к Ташкенту по поводу посредничества и т.д. Ислам Каримов очень хорошо понимал, чем может это закончиться для всех. Понимал, что попытка тянуть дракона за хвост может привести к тому, что дракон оттяпает руку того, кто пытается им управлять. Возможно, одно из главных отличий Ислама Каримова от А.Атамбаева состоит в опыте. И.Каримов еще из той советской школы. Как и Н.Назарбаев. Они помнили, как начинались многие межэтнические конфликты до и после развала СССР. В случае с Кыргызстаном это важно иметь в виду, учитывая то, что у вас еще остались нерешенными пограничные вопросы с тем же Узбекистаном и Таджикистаном и на территории вашей страны есть несколько анклавов, вокруг которых с определенной периодичностью возникает напряженная ситуация.
— Назарбаев не единственный, кто оказался объектом острого языка Атамбаева. До этого был и Эрдоган, Лукашенко, Каримов и окружение Путина. Но к удвилению многих лидер небольшой и подверженной влиянию извне страны, как Кыргызстан, только укрепляет свои позиции, даже несмотря на то что он формально уходит. Как вы это объясните?
— Понятно, что А.Атамбаев сейчас пытается закрепить свои позиции за счет мобилизации части общества и элиты на основе национал-патриотической волны. Это классика жанра. Как показывает практика, людей быстрее и легче мобилизовать вокруг трех идей: социальная справедливость, спасение нации и религиозное очищение. Некоторые политики берут что-то одно. Другие пытаются объединить три в одном. А.Атамбаев пытается внутри Кыргызстана закрепить некую позицию народного трибуна, который позиционирует себя и своего протеже в лице С.Жээнбекова, как гарантов сохранения суверенитета Кыргызстана и поддержания независимости страны от любых попыток внешнего влияния. Давайте исходить из того, что долгое время любые внешние игроки воспринимали Кыргызстан, как игрока второго или даже третьего плана в Центральной Азии. А.Атамбаев сейчас первый политик в регионе, который имеет смелость не просто даже дискутировать, а вступать в серьезную полемику и метать стрелы и молнии в лидеров более крупных государств. Кроме этого, А.Атамбаев хорошо понимает, что эпоха тяжеловесов в регионе заканчивается. Первым ушел И.Каримов. Следующим будет президент Казахстана. Скорее всего, А.Атамбаев считает, что время сейчас играет в его пользу. Другой вопрос, что эти стрелы и молнии он также метает выборочно. По крайней мере, пока серьезных выпадов не было в сторону Китая.
— Ну, не дай бог.
— Возможно, это связано с тем, что Китай очень активно усиливает свое экономические влияние в республике и он слишком большой, чтобы его кусать. Кстати, и Россию, А.Атамбаев не сильно трогал. Более того, даже намекал на возможность ее посредничества в конфликте с Казахстаном. Понятно, что все эти выпады в адрес внешних игроков имели, в первую очередь, внутриполитическую задачу. В том числе и желание А.Атамбаева выглядеть в глазах части кыргызской общественности, как олицотворение нового Кыргызстана, который, наконец, поднялся, крепко встал на ноги и заявил о себе. С которым надо считаться. Но большим минусом является то, что А.Атамбаев оставляет новому президенту большую кучу проблем, которую надо будет разгребать.
От нового президента будут ждать вполне конкретные шаги для реализации трех важных задач, которые взаимосвязаны друг с другом. Их можно обозначить аббревиатурой РЭП: Региональная политика, Экономическая реформа, Поддержание политической стабильности. Первым тестом на политическую зрелость для нового президента будет выстраивание отношений с Казахстаном. Также нынешний конфликт между Кыргызстаном и Казахстаном не выгоден с точки зрения всего региона. Так как приход С.Жээнбекова на президентский пост также приходится на серьезную трансформацию региональной политики после смены власти в Узбекистане и активизацию нового президента этой страны, что снова возродило надежду на реанимацию проекта более тесной региональной кооперации, в первую очередь в двух сферах: приграничное сотрудничество и создание водно-энергетического консорциума.
— Ну, получается, что А.Атамбаев, критикуя казахстанские власти, также выполнил работу казахской оппозиции, чем она должна заниматься.
— Да, кстати, интересно что именно выпады А.Атамбаева в адрес Акорды, в протестной части казахстанского общества вызвало большую поддержку. Понятно, что казахстанские власти восприняли это, как оскорбление. Но если посмотреть на возникшую ситуацию с другой стороны, то А.Атамбаев своими словами вызвал интересные круги на воде в казахстанском обществе. По сути его выпады должны рассматриваться и как важный индикатор того, какие протестные настроения существуют в Казахстане. И позитивная реакция, которую в части казахстанского общества вызвали заявления А.Атамбаева, говорит о том, что внутри Казахстана на самом деле власть плохо знает свое общество и царящие там настроения. Власть живет в свой башне слоновой кости и считает что, в принципе, ситуацию контролирует всерьез и надолго. Но почему часть казахстанцев поддержала А.Атамбаева, а не руководство своей страны? Может быть это связано с тем, что казахстанские власти долгое время молчание большинства населения воспринимали, как одобрение проводимой политики. Хотя нередко это было индикатором наличия скрытого недовольства. В конечном счете, тот же Советский Союз разрушили не только внутренние экономические проблемы или происки внешних врагов, но и «кухонная демократия».
— Вы говорите что Кыргызстан проходит сложный демократический путь. Этот сложный механизм демократической власти создал сам Атамбаев, тем что он не стал продлевать срок своих полномочий, но он все-таки провел референдум, создав двухглавого орла в виде сильного президента и премьер-министра, наверное с расчетом того, что он на этот пост все же придет. Возможно моделью для этого была Россия, где Путин временно передал власть Медведеву. У нас все-таки Азия, Кыргызстан, и человек даже очень близкий, но получивший верховную власть вряд ли захочет с ней опять делиться. Вы считаете, что такие сложные планы Атамбаева будут работать?
— Я думаю, что Сооронбай Жээнбеков оказался в интересном положении. С одной стороны, А.Атамбаев создал для него более или менее комфортные политические условия, по крайней мере, на первое время. В парламенте пока сохраняются прочные позиции у СДПК. Оппозиция временно деморализована. И некоторые эксперты действительно поспешили назвать такую схему «Путин-Медведев» по аналогии с российской моделью, но они забывают то, что Кыргызстан это не копия России, А.Атамбаев пока не В.Путин, а С.Жээнбеков или С.Исаков — не Д.Медведев. Шансы на реализацию такой схемы 50/50. Этот вариант возможен, только если С.Жээнбеков, как Д.Медведев, захочет долгое время быть игроком второго плана, над которым постоянно стоит куратор, что нехарактерно для кыргызской политики. Это значит, что неясно как долго кыргызский вариант преемственности продержится.
Как показала практика (например, разногласия между А.Атамбаевым и О.Бабановым), бывшие соратники рано или поздно могут стать политическими противниками. И поэтому никто не даст гарантии того, что со временем тот же С.Жээнбеков не захочет начать собственную политическую игру, как когда-то сделал сам А.Атамбаев или О.Бабанов. К тому же, в отличие от России или Казахстана, где существует более жесткая управляемая политическая система по причине отсутствия активной оппозиции, в Кыргызстане гораздо сложнее быть кукловодом на долгое время с учетом более активного политического поля и большого количества игроков на этом поле. Из числа этих игроков, рано или поздно, может появиться новая разношерстная оппозиция. Туда могут войти как те представители кыргызской элиты, которые несут экономические потери из-за торговой войны с Казахстаном, так и политические оппоненты власти, в том числе на юге Кыргызстана, где у С.Жээнбекова есть политические противники из представителей других южных кланов.
— Вы вспомнили события в Жанаозене. Я полагаю, что если бы такого рода события с жертвами произошли в Кыргызстане, то это привело бы совсем другим результатам, чем в Казахстане. Вы это объясняете люфтом в виде сырьевых ресурсов, однако нет ли здесь и другой причины? Назарбаев по сути сохранил Казахстан в тех границах, который был с обретением независимости, что было очень сложно естественно, учитывая общие границы с Россией и с Китаем. Он выступает медиатором в сложных глобальных проблемах. Назарбаев лидер, который выводит Казахстан на совсем другой, невообразимый до селе для стран Центральной Азии уровень. И в связи с этим предположить какой либо “оранжевый” сценарий для Казахстана получается очень сложно.
— Революция требует гораздо больше факторов, чем просто наличие социальной напряженности. Тот же В.И.Ленин говорил о том, что не из всякой революционной ситуации возникает революция. Опять же необходимо стечение благоприятных обстоятельств. Но прав и президент США Джон Фицджеральд Кеннеди, который когда-то вполне резонно заметил, что те, кто делает мирную революцию невозможной, делают насильственную революцию неизбежной. Ведь именно политический и экономический застой, ощущение социальной несправедливости, а также оторванность элит от народных масс составляют тот самый взрывоопасный политический коктейль, который нередко трансформируется в революционный взрыв. Когда страх перед неопределенным будущим ослабевает перед неудовлетворенностью своим настоящим, происходит переход от пассивного состояния к активному. Это значит, что во многих обществах с таким набором проблем на политическом причале стоит свой крейсер «Аврора», который лишь ждет команды сделать выстрел для начала штурма очередного Зимнего дворца.
Но при действующем президенте, революционный сценарий в Казахстане маловероятен. Во-первых, внутри элиты нет игроков, которые хотели бы и могли бы бросить вызов главе государства. Это также связано с тем, что, основная часть политической и бизнес элиты Казахстана рассматривают действующего главу государства, как гаранта сохранения status quo, в том числе с точки зрения сохранения собственности и капиталов. Многие из них опасаются его ухода. Во-вторых, часть казахстанского общества, особенно этнические группы, также видит в президенте основного гаранта сохранения межэтнической и межконфессиональной стабильности. В-третьих, политическое поле Казахстана вычищено серьезно. Старая оппозиция, которая возникла еще в начале 90-х годов, фактически исчезла. Там уже никого не осталось. Ни в виде конкретных персон, ни в виде конкретных политических партий. При этом новая институционализированная политическая оппозиция также пока не появилась. Возможно, она появится во время транзита власти. Но не факт, что в ее основе будут только либерально-демократические ценности.
В своей книге “Сумеречная зона или “ловушки” переходного периода”, которую с моими коллегами я написал в 2013 году и где мы пытались понять, каким может быть Казахстан после транзита власти, мы пришли к выводу, что в будущем основными идеологическими мейнстримами, вокруг которых будут идти попытки мобилизовать людей, это национал-патриотическая идеология и религиозная самоидентификация. Что касается гражданского общества, то оно также практически исчезло в своем старом виде, как я его помню в Казахстане в 90-х годах, когда впервые заявил о себе “третий сектор”. С другой стороны, в Казахстане мы наблюдаем интересный тренд, связанный с увеличением активности многих людей в социальных сетях, где появляются корни нового гражданского общества. Конечно, пока этот процесс имеет фрагментарный характер. Но социальные сети стали создавать определенный «эффект домино», с точки зрения бурной реакции общественности, на те или иные события в Казахстане. На наших глазах растет культура волонтерского движения, что является одной из основ гражданского общества. Конечно, не стоит переоценивать роль соцсетей с точки зрения влияния на власть. Это лишь один из новых каналов коммуникации. И власть также пока избирательно реагирует на те или иные требования снизу.
Естественно, когда со стороны смотрят на Казахстан и сравнивают его с другими странами региона, то республика может выглядеть более либеральной и политически стабильной. Но, на самом деле, наше общество сильно расколото и фрагментировано в условиях конкуренции разных моделей самоидентификации. Например, с точки зрения власти, данная идентичность должна строиться на основе гражданской самоидентификации, по аналогии с теми же США, где, вне зависимости от этнической принадлежности, люди идентифицируют себя как граждане Соединенных Штатов.
С точки зрения некоторых национал-патриотических групп, нет никакой казахстанской идентичности, а есть идентичность казахская, которая должна базироваться на этническом принципе. То есть здесь акцент делается на главенстве «титульной нации». В свою очередь, по мнению участников религиозных движений, человек, в первую очередь, должен идентифицировать себя с той религией, к которой он принадлежит, а потом уже со своей этнической группой. Есть и такие, кто до сих пор считает, что на первом месте должна стоять родоплеменная идентичность. И борьба между этими разными концепциями идентичности будет только усиливаться по мере разрастания такого опасного для страны явления как «идейный сепаратизм», когда внутри страны у разных социальных, политических, демографических, этнических, религиозных и прочих групп существуют свои, часто конфронтационные, представления о «своем Казахстане». То есть, в отличие от нашей элиты, в обществе уже немало групп, имеющих абсолютно разное представление о политическом будущем страны, и дифференцированное восприятие политического настоящего. И все попытки властей склеить эту разбитую вазу ни к чему не привели, и вряд ли приведут, так как у нее нет того самого крепкого идеологического «клея», который многие любят именовать национальной идеей. И вот эта фрагментированность общества, его раздробленность, по сути создает в Казахстане эффект пороховой бочки. Внешне все хорошо, но внутри на самом деле кипят страсти. И эти всплески иногда вырываются наружу. Например массовые беспорядки 2006 года в Алматы, в микрорайоне “Шанырак”, когда люди из-за земли погибли. Потом в Жанаозене. Потом террористические акты. Земельные митинги прошлого года. Наше общество, как торфяники. На поверхности вроде все нормально, а они уже горят изнутри.
— Прообразом Центрально-Азиатского союза служил проект, который возник в 90-е годы по инициативе Каримова, Назарбаева и Акаева. Этот проект не возымел результата на мой взгляд по причине, во-первых, из-за конкуренции Казахстана и Узбекистана за лидерство в регионе, во вторых из-за того, что авторитарные страны между с собой очень трудно вступают в союзы и в третьих, внешние глобальные игроки, которые не были заинтересованы в возникновении отдельного регионального, геополитического центра.
— На моей памяти было около шести попыток начать региональную кооперацию в Центральной Азии. Последний такой проект был в 2005 году, когда Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан заявили о создании “Союза центрально-азиатских государств”. Обратите внимание, что в этом списке уже не было Узбекистана и Туркменистана, так как Ташкент все время довольно скептически относился к таким проектам, а Ашхабад везде позиционировал себя, как нейтральное государство и также пытался плыть в своей лодке. И, если внимательно присмотреться к тем причинам, которые долгое время мешали нам тесно взаимодействовать, то их было довольно много. Это и личные антипатии глав государств некоторых стран региона друг к другу. Это и разные модели экономического развития, выбранные странами Центральной Азии. В том числе разные уровни инвестиционного климата, что мешало перемещению капиталов и услуг в рамках региона. Это и отсутствие доверия на границе. Это и разная иерархия угроз. Например, внешняя политика Казахстана долгое время была тесно связана, например, с привлечением иностранных инвестиций в страну, в то время как внешняя политика Узбекистана, во главу угла ставила обеспечение безопасности в стране, что вынуждало тратить большие ресурсы на поддержание этой безопасности. В целом был разный уровень интереса к тесному региональному сотрудничеству в регионе. Что касается внешних игроков, то все они были больше заинтересованы в двусторонних отношениях с каждым из государств Центральной Азии, чем иметь дело с некоей консолидированной позицией стран региона по, тем или иным, региональным вопросам.
Конечно, для той же России и Китая стабильность в регионе является важным фактором. Но, в основном, через поддержку лояльных к себе политических элит, некоторые из которых долгое время искали военно-политическую и экономическую поддержку извне, чем пытались наладить партнерские связи со своими соседями. Не удивительно то, что например, большинство стран Центральной Азии, войдя в тот же ШОС, смогли решить свои пограничные проблемы с тем же Китаем, а границы внутри региона превратили в перманентный источник напряжения. В конечном счете, всем крупным геополитическим игрокам предпочтительнее втягивать страны Центральной Азии в свои союзы, чем поддерживать процесс, направленный на появление нового регионального блока.
А что касается пресловутой конкуренции за лидерство в регионе между Узбекистаном и Казахстаном, то она возможна лишь в экономической сфере. При этом, было бы наивно говорить о борьбе за политическое лидерство в Центральной Азии. Здесь никто не хочет видеть нового “старшего брата”. Ведь любая борьба за лидерство имеет смысл лишь тогда, когда другие страны готовы это лидерство признать. Даже в Европейском союзе, неформальное лидерство признали за Германией и Францией. Но даже сейчас в их адрес летят стрелы критики со стороны других членов ЕС, особенно из Южной и Восточной Европы, где тот же Берлин обвиняют в попытках оказывать давление на внутриевропейскую политику.
— После заявлений Атамбаева мы лидерство Казахстана точно признавать не будем.
— А этого и не надо делать. Во-первых, как я уже отметил, это лидерство не будут признавать ни Душанбе, ни Ташкент, ни Ашхабад. Во-вторых, те, кто пытается играть в глобальные, субрегиональные или региональные игры с целью стать лидером, должен помнить, что лояльность других стран придется часто покупать. У Казахстана на это нет ни желания, ни финансовых возможностей. Но, с другой стороны, у нас сейчас появился шанс реанимировать идею региональной кооперации на основе равенства и прагматизма. По крайней мере, недавно президент Шавкат Мирзиеев на международной конференции: «Центральная Азия: одно прошлое и общее будущее, сотрудничество ради устойчивого развития и взаимного процветания», которая недавно прошла в Самарканде, озвучил интересную инициативу создания «Ассоциации глав регионов стран Центральной Азии» для активизации межрегионального сотрудничества. По его мнению, этот механизм позволит использовать индустриальный, инвестиционный и интеллектуальный потенциал региона. Таким образом, у того же Сооронбая Жээнбекова либо есть шанс вместе с Казахстаном, Узбекистаном и другими странами Центральной Азии заложить основу для более тесного регионального взаимодействия, либо еще больше затянуть кризис региональной самоидентификации каждого из государств региона, когда у местных элит долгое время отсутствовало стремление связывать перспективы своих стран с перспективами развития всего региона. Бишкек должен понимать, что сейчас возникла благоприятная возможность для разрешения нескольких застарелых трений с тем же Узбекистаном и Таджикистаном по границе и воде. Мировой опыт показывает, что, например, приграничное сотрудничество может иметь позитивный мультипликативный эффект для всех его участников, закладывая основу для более тесной экономической кооперации. Кстати, когда речь идет о региональной кооперации, то именно активизация приграничной торговли должна была быть первой ступенькой в формировании фундамента для более тесного экономического взаимодействия, а не наоборот. Прежде чем прыгать в открытое море, надо было научиться поплавать в бассейне. Оптимальным для нас было бы более длительное и эффективное выстраивание взаимоотношений сначала именно на базе приграничного сотрудничества. Можно согласиться с теми экспертами, которые считают, что любые попытки глубокой интеграции только сверху на уровне политических инициатив без учета отраслевой интеграции ни к чему не приведут. Именно поэтому, очень важно опираться, прежде всего, на микроуровень, на хозяйствующих субъектов. Бизнес-сообщество, а не чиновники должны выступать в качестве двигателя межрегионального сотрудничества. Есть такое интересное выражение: «Благополучие любого партнерства держится на шести китах: первый — это судьба, остальные пять — это доверие». Нашу общую географическую судьбу никто отрицать не будет. Долгое время основная проблема была с доверием. И его надо восстанавливать, в том числе между Казахстаном и Кыргызстаном.
Беседовал Адиль Турдукулов.
