Продолжение. Начало в №№17-45.
В Нью-Йоркских газетах появились критические статьи про Нестеренко и Синявскую, которые, по мнению американской публики, «не годились на роли в опере «Борис Годунов». После такой критики в газете опубликовали объявление о том, что приехал оперный певец Минжилкиев, уроженец государства, расположенного между Средней Азией и Китаем. Еще я прочитал, что устроители гастролей были вынуждены ночью вызвать Минжилкиева из Москвы. Предположив, что он может быть либо кыргызом, либо казахом, я отправился в гостиницу и позвонил ему.
— Я кыргыз, волею судьбы оставшийся на чужбине, работаю в Колумбийском университете, хочу встретиться.
— Я тоже кыргыз, агай, пять минут, — сказал он и выбежал буквально через пять минут. Мы познакомились.
— Давай посидим где-нибудь, если хочешь, поедем ко мне домой, — предложил я.
— Сегодня я свободен, поеду, куда скажете, — ответил Болот. Я позвонил Сание, чтобы приготовилась, и мы поехали ко мне.
В тот вечер мне позвонила Мира: «Айтматов про тебя спрашивает», — сказала она и продиктовала мне номер его телефона.
Поговорив по телефону с Чынгызом, мы с Болотом на моей машине тут же поехали к нему. Встретившись, мы обнялись, как братья. Я пригласил его домой. Вот так произошла наша первая встреча с Чынгызом. Меня наполняла гордость за него, что благодаря ему имя «кыргыз» становится известным далеко за пределами своей страны.
В то же время я всегда призывал к осторожности своих коллег, чтобы мы не навредили ему, упоминая Чынгыза Айтматова в передачах радио «Азаттык». Наконец-то и у меня дома побывал известный всему миру кыргыз, о чем я очень долго мечтал. Я собрал книги Чынгыза, которые были у меня, и мы поехали в отель, где остановились Болот и Чынгыз. В отеле находились два охранника. Один – из КГБ, другой – из ЦРУ. Они сторожили Санжарбека (сына Айтматова), как заложника и не выпускали его. Здесь я находился среди трех сыновей своего народа. Чынгыза, конечно, я знал заочно. Мы с ним долго беседовали, а Болот и Санжарбек общались между собой на русском. Тепло распрощавшись, я поехал домой.
19 июля я, Ашыр и Курманбек повезли Болота к Эргешу ага. Мы всегда с уважением относились к нему, и как к самому старшему из оставшихся на чужбине кыргызов, почтительно обращались «агай». Расстроганный этим Эргеш ага, когда выпьет, плакал: «Родные мои, уважили меня, зовете «агаем»…».
Числа 20-го июля Чынгыз согласился побывать у меня дома. Я приехал за ним на своей машине, и как только мы выехали, начался очень сильный ливень. Чынгыз тоже был удивлен: «Какие здесь бывают мощные ливни…». По радио передали сообщение, что улицу, по которой мы должны были ехать, затопило. Я развернул машину, и поехал другой дорогой, и мы благополучно добрались. Вместе с Чынгызом я пригласил в гости своего друга татарина Абдуллу Бапалы. Он пришел со своей супругой, ее звали Уркуя. За щедрым угощением вели разговоры с Чынгызом, Абдулла хорошо пел татарские песни и от души их пел для нас. Мой друг признался, что очень гордится Чынгызом. Уркуя, оказывается, читала все произведения Айтматова, она пошутила: «Чынгыз, как в твоей голове умещается такой талант!». Чынгыз был намерен уехать в отель часов в 10 вечера, а просидели мы за душевной беседой часов до трех ночи. Абдулла как раз ехал мимо отеля, он сказал мне: «Не беспокойся, я сам отвезу Чынгыза». Мы тепло простились. 21 июля 1975 года около 11 часов вечера из Вашингтона позвонил Чынгыз. Он сказал, что уезжает домой, поблагодарил нас за гостеприимство, похвалил Абдуллу, его супругу и отметил, что у меня хорошие друзья. Он попросил передать им это.
Когда Болот находился в Нью-Йорке, я позвонил в Мюнхен Толомушу: «Сюда приехал наш брат, кыргыз Минжилкиев, он прекрасно поет, знай наших, кыргызов! Приезжайте, послушайте!». Толомуш прилетел с женой и тремя дочками 23 июня 1975 года, а Большой театр в этот день уехал в Вашингтон. На следующий день мы добрались до Вашингтона. Но в кассе билетов не представление не оказалось. Мы объяснили: «Мы родственники Минжилкиева, исполняющего роль Бориса Годунова, специально прибыли из Европы”. Нам отвечают: “Билетов нет!”. Мы попросили встречи с Минжилкиевым, нам не разрешили: “Он готовится к выступлению, гримируется”. Тогда я узнал телефон гримерной Болота, позвонил ему и сказал, что нас не пускают. Он ответил: “Пропустят, пусть только попробуют не пустить!”.
Спустя некоторое время к нам вышел человек, видимо, администратор театра: “Кто здесь к Минжилкиеву?”. Увидев, что нас четверо, он предупредил: “Есть только два места”. Я же в Нью-Йорке видел эту оперу, поэтому остался с дочками Толомуша в машине. Толомуша с супругой повели на представление.
И знаете куда посадили Толомуша с супругой? Оказывается, после моего звонка на вопрос Болота о местах в зале ему ответили, что билетов нет. Тогда Болот начал срывать с себя парик и бороду, отказался гримироваться и выходить на сцену, если для его родственников не найдется места. Администрация принимает крайнее решение – Толомуша с супругой посадили в президентскую ложу!
Настоящий подвиг Болота еще впереди… После исполнения каждой арии или дуэта, певцы, как правило, выходят на поклон. Так вот, Болот сначала кланялся в сторону ложи, где сидел Толомуш с супругой, и только потом залу. Естественно, зрители думают, что в ложе находится королевская или президентская чета какого-то государства, и все смотрят туда. Зал сотрясают оглушительные овации и аплодисменты. Вот так Болот оказал почет и уважение своим братьям, которые были унижены на родине, и жили на чужбине! Своим почтительным отношением он оказал нам высокую честь!
Это великое чудо, что обладателем такого великолепного голоса и такого таланта является именно кыргыз. Нам всем надо радоваться и гордиться этим.
Одна из балерин, находившаяся недалеко от Болота, позже рассказала мне такую историю. Когда один из полковников КГБ подозвал и предупредил его:
— Болот, ты увидишь наших недругов, не подходи и не общайся с ними. Болот ответил ему так: «Если у вас уедет Иванов, останется Петров. А мы малочисленный народ, и если не будем поддерживать друг друга, совсем исчезнем».
На что полковник, смягчившись, сказал: «Болот, я тебя предупредить хочу, кто-то из ваших товарищей приходил к нам и доносил на тебя».
Оказывается, выезжающие на гастроли за рубеж советские артисты не имели права встречаться с беженцами.
Проживающий с семьей в Вашингтоне мой друг татарин Салих Пайз, уезжая в Калифорнию, оставил мне ключи от своего дома. Таким образом, у нас появилась возможность пригласить артистов театра в гости. Что мы и сделали. Мы показали семье Толомуша достопримечательности Америки, съездили на Ниагарский водопад. Его супруга Магира от всей души поблагодарила нас: “Азамат ага, Вы для нас сделали то, чего не делал и отец родной”. А 22-августа 1975 года Толомуш с семьей улетел в Германию. Вот так наши близкие из Германии увидели Америку, познакомились с Болотом из Кыргызстана и были очень рады такому приятному времяпрепровождению.
В октябре из Европы прибыл директор Института перевода Библии Борислав Арапович. Мы провели продолжительную беседу о проблемах перевода “Нового Завета”. В декабре наш университет посетил член Туркестанской редакции радио «Азаттык» в Нью-Йорке туркмен Аманберди Мурат. У Толомуша обнаружилось заболевание сердца, ему было уже тяжело читать на радио свои материалы. Он велел читать тексты своей жене. Она была из крымских татар, немного говорила по-кыргызски. Материал Толомуша, конечно, в эфир вышел. Это были годы, когда Советский Союз буквально “душил” радио “Азаттык” на своей территории.
Мне как-то передали: “Ты сам стоял у истоков вещания радио “Азаттык”, если Толомуш дальше не сможет вести передачи, тебя вызовут в Германию”. Меня эта новость не очень обрадовала.
Я уповал на Всевышнего, чтобы Толомуш был жив-здоров, и передал, что в моем переводе в Германию нет необходимости.
18 февраля 1976 года Беннигсену провели операцию на сердце. А в марте 1976 года я перевел главу «Житие святых апостолов» и передал Толомушу, который из-за слабого состояния здоровья не смог осуществить перевод текста. Его девочки выразили мне позже благодарность.
20 мая 1976 года Толомуш прислал срочное письмо с известием о кончине Зунуна. Вели Зунун был редактором туркестанского отдела на радио «Азаттык». Отношения у нас были не очень хорошие. Между собой мы иногда подшучивали над ним: «У перепела нет гнезда, куда ни попадет – всюду жизнь весела…»
22 мая 1976 года турецкий писатель Яшар Кемал читал лекцию в Колумбийском университете. Мы беседовали с ним о Чынгызе Айтматове и его творчестве. Он тоже любил Айтматова и гордился им. Оказалось, что Яшар потомок туркменов, прибывших в Европу еще в старые времена. Касаясь творчества наших братьев-тюрков, мы чувствовали неразрывную связь наших народов…
16 июля 1976 года мы поехали в Монреаль, чтобы посмотреть Олимпиаду. Среди кыргызов, прибывших на Олимпиаду, был Жоробек Омурзаков, я увиделся с ним. Он поведал о том, как они, будучи далеко в горах или на рыбалке, ловят и слушают передачи радио «Азаттык».
(Продолжение следует).
