Продолжение. Начало в №№17-40.
Даже если бы друзья не настаивали, я был намерен жениться. Когда в ожидании любви время стремительно бежит, о любви уже не думаешь. Спешишь жениться. В Анкаре меня познакомили с черкеской. Понравилась. Но ее отец был категорически против зятя, живущего в стране иноверцев. Я уехал в Стамбул, остановился у друга казаха Алима Алмата. С Алимом мы познакомились в Париже у Мустафы Чокая. Здесь также состоялись многочисленные смотрины. Друг намеревался женить меня на свояченице. Его тесть, старый татарин, тоже не пожелал отправлять дочь в страну иноверцев. Зато потом эта дочь вышла замуж за казаха, живущего в стране иноверцев, и все равно уехала с ним в Германию. Другая дочь красавица Чолпон вышла замуж за еврея. Я узнал, что их отец не выдержал такого удара, и скоропостижно скончался.
В конце концов, Алим сказал:
— Давай, съездим, еще с одной девушкой познакомишься!
-Никуда не поеду, и знакомиться не буду, проживу холостяком, хватит!
— Ну, если ты не поедешь, то мы привезем ее сюда! Вечером Алим приехал с двумя девушками.
— Обрати внимание на девушку, сидящую рядом с тобой, может быть, приглянетесь друг другу да и поженитесь… Нашим паролем будет мой вопрос: «Положил книгу на место?», что будет означать «Понравилась ли тебе девушка?», — сказал Алим. Я согласился. Так вот эта «книга» и есть моя Сание. Вторая девушка Нажие, оказалась ее сестренкой. Мы проводили девушек домой. На следующий день мы отправились к их матери и деверю просить благословения. Через два дня у нас в мечети состоялся обряд бракосочетания — нике. Я уже давно должен был улететь в Мюнхен, пока выбирал невесту, упустил время.
Прилетев Мюнхен узнал, что обо мне разошлись слухи, якобы Кудайберген сбежал в Советский Союз. Какое им дело до того, что я был занят поисками невесты? Я подготовил небольшой репортаж о путешествии в Мекку и отправился в Америку. Сание из потомков уральских татар. В 1920 годы перешли в Китай. Здесь у них умер отец. Вдова с тремя дочерьми и сыном переехали в Японию. После они перебрались в Турцию, там и осели. В Стамбуле живет одна из ее сестер, остальные здесь. Я начал хлопотать о вызове в Америку своей супруги Сание. Но все было тщетно. Супругу можно было вызвать, если брак зарегистрирован и официальной властью, и религиозным обрядом. У нас с Санией обряд нике был совершен, но в связи с тем, что я не гражданин Турции, на просьбу об официальной регистрации брака от властей мы получили категорический отказ. В пяти городах Германии регистрировали браки туристов. В один из этих городов, с надеждой решить наши брачные проблемы, в июле 1959 года я вылетел в Германию. Из Турции прибыла и Сание. Мы обратились к генеральному консулу Турции. Он дал отрицательный ответ: «Так как вы не являетесь гражданином Турции, я не могу зарегистрировать ваш брак с местной гражданкой». От консула Турции во Франкфурте мы услышали то же самое. Консул в Кельне оказался выходцем из туркменов, и он попытался разъяснить ситуацию:
— Я бы помог вам, но из-за того, что вы обратились сюда, минуя посла Турции в Германии, меня завтра же уволят.
— Вряд ли будем счастливы, если вы останетесь без работы, — сказали мы. Поблагодарив его, отправились восвояси. Но как говорится, дорогу осилит идущий. Я вспомнил генерального консула Америки в Мюнхене. С ним связана такая история.
Симпатизирующая народам Азии одна дама лет пятидесяти устроила званый обед для студентов из стран Востока. Я тоже был приглашен. Когда я поведал ей, что еду в Мекку и на обратном пути заеду в Мюнхен, она рассказала, что генеральный консул Америки в Мюнхене – ее брат, они лет десять не переписывались. Я предложил ей написать письмо и в Мюнхене передал его брату. Консул сказал: «Если понадобится помощь, не стесняйтесь, обращайтесь». Я ответил, что мне ничего не надо, я лишь передал письмо от сестры. И вот теперь обстоятельства вынудили нас обратиться к нему. Его звали Пейч. Он написал на своей визитке консулу Турции в Мюнхене «Прошу зарегистрировать брак этого человека». Как только турецкий консул, почитавший американцев, как Бога, прочитал эту визитку, прямо-таки соскочил со своего места. «О, это от мистера Пейча! Мы зарегистрируем ваш брак. Завтра же приходите со своими свидетелями!» Таким образом, тянувшиеся год бюрократические препоны были мгновенно устранены.
Теперь, чтобы получить визу в Америку, Сание надо было выждать еще три месяца. Деваться некуда, пришлось ждать. Во время ожидания она жила в Мюнхене у моего друга Виктора Вербицкого. Когда будущей жене Виктора было пятнадцать, мне было уже лет двадцать семь. Да, Таня ровесница моей младшей сестренки Гульшары, я старше их на двенадцать лет. В то время я раздавал еду в лагере скаутов (это — как бы местные пионеры), который открыли американцы. Брат Тани привозил на телеге питание. Мы были в хороших отношениях, и он попросил присматривать за сестренкой. Я старался наливать Тане еды побольше. Бывало, когда американцы привозили шоколад, хватало не всем. Я припрятывал для Тани и ее подруг шоколад. Тогда Таня была Зотовой. Потом она вышла замуж за Вербицкого. А наша дружба сохранилась. Все материалы из Европы мне отправляла Таня.
Наконец Сание получила визу и приехала в Америку. Сначала она устроилась на семнадцатидолларовую работу. Мы трудились не покладая рук. И постепенно наша жизнь стала налаживаться. Если человек сильно старается, он достигает благополучия. Должность у Сание была не такой уж и высокой, но она хорошо знала язык, была трудолюбива, старательна и смогла добиться, чего желала. В Америке кто хочет работать, найдет ее. Неправду говорят, что здесь безработица. Если ты ленивый, конечно, ты безработный. В Америке те, кто хочет работать и зарабатывать, заняты на трех работах. Вот так и сформировался наш американской образ жизни. Возможно, из-за того, что женились поздно, лет в сорок, или на то были другие причины, Господь не дал нам детей…
Честь и достоинство кыргыза в другой стране – превыше всего
Я всегда старался быть достойным представителем своей нации, старался не уронить чести кыргызов, работал добросовестно и с полной отдачей сил. В первое время моего пребывания в Америке я работал в большой библиотеке, находящейся в Нью-Йорке. Однажды на отдыхе на берегу Атлантического океана, я сильно сгорел на солнце. У меня поднялась температура, тело покраснело, сильно болела голова. Я три дня находился дома. В библиотеке к этому времени я смог привести в порядок все собранные книги и журналы, имеющие отношение к Туркестану, составил картотеку на них. Видимо, я оставил их в ненадлежащем месте. Наш начальник поляк Леванский, воспользовавшись моим отсутствием на работе, под предлогом уборки заставил выбросить весь собранный мною материал. Мой многолетний труд пошел насмарку. Когда я, огорченный, спросил у Леванского о карточках, он ответил: «Я велел их выбросить, нам старые книги ни к чему». «Это же мой труд, какое имеете право их выбрасывать?» — возмутился я. И чтобы до него дошло, по-русски прибавил: «Библиотекари собирают, а уборщик выбрасывает!» Естественно, обидел его. Мне казалось, этот человек не любит весь тюркский народ, пытается нам вредить. Но я ошибался. Оказывается, он выбросил и много других книг, даже книги XVIII века на польском языке. В ту ночь я долго не спал, был расстроен за свои карточки, да еще и человека обидел… Мне было неспокойно. На следующий день я подошел к Леванскому и извинился за сказанные мною слова. Извинил он меня или нет, я не знаю, но у меня от души отлегло.
В связи с тем, что отделение тюркологии Гарвардского университета проявляло большой интерес к тюркским народам, я решил обратиться к профессору Пайпсу и устроиться в Гарвард. На то были свои причины. Во-первых, в Гарварде платили больше, во-вторых, работать там было гораздо интереснее, чем в Нью-Йоркской библиотеке. Прошло некоторое время. Из Гарвардского университета пришло письмо, в котором от моего руководства просили характеристику на сотрудника библиотеки Кудайбергена Кожомбердиева и рекомендацию. Видимо, исходя из ранее упомянутых мною отношений, мистер Леванский ответил им следующим образом: «Как работник трудолюбив, но характер отрицательный, человек не сдержан в своих резких эмоциях и высказываниях, а посему решение остается за вами…».
О том, что на запрос о моей характеристике был получен такой ответ, я позже узнал от профессора Пайпса.
(Продолжение следует).
