Продолжение. Начало в №№17-36.
Отца этой девушки убили французы за то, что он служил немцам. Я болел душой, видя, как плачет мама девочки. Сказал, что поищу деньги, не говоря о том, что выиграл большую сумму. Позже я отнес им деньги на лечение, ведь я уже был миллионером. Эту девочку отправили в Швейцарию на курорт, там она совершенно выздоровела. Когда она была в санатории, я несколько раз привозил ей еду и одежду. Позже эта девочка с мамой уехали в Америку, живут они сейчас в штате Нью-Джерси. У девочки уже внуки, семья живет богато. Мы с женой Санией часто общались с ними. Однажды, когда мы были в гостях у них, она нечаянно разлила суп на скатерть, и тогда глава семьи, черкес, показал себя неприлично мелочным и начал при нас сильно огорчаться из-за того, что жена разлила суп на скатерть. С тех пор я прекратил общение с ними.
Подготовка поездки в Америку
В середине пятидесятых годов я старался найти возможность уехать в Америку. Собрал все необходимые документы и пришел в американское консульство, а там мне открыто сказали, что мне не могут дать мне разрешения жить в Америке, так как я родился в Азии, а они не принимают азиатов. Все мои намерения уехать в Америку пошли прахом. В то время французские коммунисты выдавали и доносили в советское посольство на таких эмигрантов как мы, спрашивали: «Что вы тут делаете?». Мы искали любые способы побега из Франции. Конечно, я был не один, со мной были люди, такие же, как я, беглецы. Когда мы убегали из лагеря Борагар, там были некоторые девушки и парни, утверждавшие, что не поедут на родину, потому что их там будут мучить, обвинять за то, что были в немецком лагере. Позже многие из них уехали в Канаду. А меня они не приняли.
У меня было тяжело на душе, с другой стороны, было невозможно терпеть бесправное положение, поэтому я искал выход из этой ситуации. В это время я встретился с профессором Акдесом Немат Куратом, позже познакомился с другим профессором Стамбульского университета Заки Балиди Тоганом, башкиром по национальности. Заки в первые годы революции обманул самого Ленина. Позже мы с ним стали самыми близкими друзьями и остались ими до конца жизни. Когда я пожаловался ему, что меня не пустили в Америку, он мне посоветовал приехать к ним в Турцию и поступить там в университет сказал, что поможет в выделении стипендии для меня. В то время профессор Акдес Немат Курат был ректором университета Анкары. Профессор Курат и профессор Заки Балиди дали мне рекомендательное письмо, в котором написали, что у меня достаточный уровень образования для зачисления в университет. Так я стал студентом университета в Анкаре.
Мое положение в Турции
К послу Турции мы пришли вместе с профессором Куратом. Посол спросил меня: «А что, кыргызы разве мусульмане?». Меня удивил такой вопрос, почему известный дипломат, занимающий важную государственную должность задает такой вопрос. Значит, нас никто не знает. И все же я решил, что корни нашего происхождения тюркские, и решил уехать в Турцию.
Мы вместе с Куратом сели на один пароход и отправились в Стамбул. По дороге меня укачало, я оказывается, не выдерживаю волнение на море, меня тошнило, пока доплыли я изрядно намучился. На этом пароходе я познакомился с татарским торговцем Ахмедом Бели Венгером. Он хорошо знал обычаи и традиции кыргызского и казахского народов. Во время беседы выяснилось, что он хорошо знает казахского националиста Миржакыпа Дуулатова — поэта и политика. Они вместе учились в школе. Миржакып Дуулатов был талантливым сыном казахского народа, который еще в царское время сочинил и выпустил длинную поэму под названием «Ойон кыргыз» В последнее время меня интересовали люди, которые защищали интересы и честь своего народа, националисты. Позже Бели меня угощал в большом ресторане, который работал на этом пароходе. Там ужинали самые богатые люди, и когда я сидел там вместе с Бели, подумал, что я многому научусь у этого человека.
Итак, мы приплыли в Стамбул. У турок доброе отношение к людям тюркского происхождения, неважно, якуты они, кыргызы, казахи или узбеки, — всем им давали гражданство. Это означало милосердие тюркского народа ко всем людям родственного происхождения. Конечно, для нас это было радостью. Когда прибыли в Турцию, и я, первым получая документ, назвал свои имя и фамилию: Кудайберген Кожомбердиев. Один пожилой человек, который работал там писарем, сказал мне:
– Сынок, у тюрков тоже есть имя Кудайберди, но фамилии Кожомберди нет. Ты оказывается, кыргыз, и поэтому назовем тебя именем Кудааберди, а фамилия у тебя будет Кыргыз.
Итак, я получил первый тюрский документ и стал называться Кудааберди Кыргыз. Профессор Акдес Немат Курат говорил, что я буду учиться и жить у него дома в Анкаре. Может быть, он побоялся жены, не знаю, но он не сдержал своего слова. Он старался устроить меня у знакомых, но не находил для меня пристанища. Позже он меня устроил в общежитие института Зираат. Рекомендации, подписанные двумя профессорами, Заки Балиди Тоганом и Акдесом Немат Куратом считались, как бы пропуском, благодаря которому я стал студентом университета Анкары.
Министр образования Турции обещал, что будут выдавать стипендию, но ее не выдавали. Страна была нищая, не имела средств. Короче, я стал учиться, оплатив за учебу все деньги, оставшиеся у меня от миллиона франков. В то время в Турции не знали, что такое театр. Улицы у них были грязные, везде работали лепешечники, ходило много нищих, одетых в лохмотья. Я в то время хвастался перед другими студентами в общежитии, что у нас в Кыргызстане есть оперные и драматические театры. Оказалось, что среди студентов были осведомители, которые донесли на меня за то, что я хвастался. Это считалось как бы пропагандой против Турции, и поэтому за мной установили слежку.
В университете на факультете филологии и истории был профессор Осман Туран, который был историком, поддерживал пантюркизм. Он приобщал студентов к всеобщей тюркской идее. Я начал учиться у него в классе. Для того, чтобы я научился турецкому языку, меня прикрепили к одному доценту, который хорошо знал русский. Видимо, это сделали, чтобы мне было легче усваивать историю на турецком и отвечать на этом языке. Кстати, этот доцент, прочитав повесть Тургенева «Материнское сердце», перевел ее на турецкий и приписал себе авторство этой повести. Он хорошо знал русский язык, в то время разоблачить его было некому. У этого доцента были ботинки, которые всегда скрипели, и в этой обуви он всегда приходил на занятия со студентами.
Там, в Турции, я познакомился с татарином по имени Фатих. Он был инженером в одной большой компании. Я иногда посещал его дом. У Фатиха родилась дочь по имени Эльмира. Иногда родители оставляли меня нянчиться с ребенком, а сами уходили на танцы. Потом они приехали в Америку, в Нью-Йорк, и в первое время не могли найти работу. Им было трудно, нанимались домработниками. Однажды они попросили меня свозить их куда-нибудь на берег, потому что они сами не могли туда поехать. Мы с женой Санией повезли их на отдых. В это время к ним домой забрались воры и обокрали их, забрали все золото.
Я учился в университете Анкары три с половиной семестра. А потом пошел в министерство иностранных дел, хотел объяснить министру, что у меня кончаются средства, и узнать, могли бы мне дать стипендию. В крайнем случае, попросил бы разрешение уехать во Францию. Вот такую речь я подготовил, находясь в приемной министра. У его двери стоял секретарь и стал прогонять меня со словами: «Какое дело тебе до министра?»
В это время министр сам вышел из кабинета. Это был молодой турок, профессор Осмон Турандай, который в свое время получал знания от пантюркистов. Увидев меня, он завел к себе в кабинет. Он сказал: «Родственник ты наш, может быть лучше брат? Видишь наше положение? Мы не можем тебе выделить стипендию, и работы у нас нет. Если хочешь уехать назад во Францию, мы отдадим твой паспорт, можешь уезжать».
Я на последние деньги купил билет во Францию и вернулся назад. Таким образом, учеба в университете длилась всего три с половиной семестра.
Сообщество туркестанских диссидентов на Западе
Во Франции я снова начал работать в прежней лаборатории.
В те годы у меня был друг калмык Батма Уланов, который был участником антикоммунистической и антибольшевистской организации. Батма мне рассказывал иногда, что он наездами бывает в Германии. Однажды после очередной поездки в Германию он мне говорит: «Ты знаешь, там, в Германии, где живут калмыки, есть и туркестанцы. Среди них казахи, кыргызы и узбеки». Он видел, оказывается, одного казаха интеллигентного вида, разбирающегося в политике, а как зовут, не узнал. Я этому казаху написал письмо на кыргызском языке и передал его Уланову, чтобы он повез письмо с собой, когда в следующий раз поедет в Германию. Мой друг отвез письмо незнакомому казаху. Я получил ответ от Кариса Канатбая.
(Продолжение следует).
