Продолжение. Начало в №№17-30.
– О, в нашем в штабе чего только не бывает! — промолвил Сергей и дал мне письмо Сатара ага. Я пришел к Сатару ага и сказал, что его письмо лежало у нас в штабе. Тогда он рассказал мне коротко историю своей жизни, что с ним происходило после того, как он попал в плен.
– Ты, оказывается адъютант, генералов тоже знаешь, оказывается. Если это возможно, доставь мое письмо одному из генералов – попросил Сатар ага.
Я взял его письмо и направился в военную миссию, которая находилась далеко от нашего штаба. Добрался я туда на метро. Хотел уже зайти к генералу, но меня не пускают охранники, которых видимо только что наняли, таких как я бывших пленников, одетых в новую форму. «У тебя здесь какое дело?» – кричали охранники и прогоняли меня. Я возмутился нарушением моих прав:
— Вы что унижаете меня, считая, что я нацмен? – сказал я, обозлясь.
– Нет, не зайдешь, чтобы туда зайти, нужно иметь специальное приглашение.
Потеряв надежду, я уже собирался уходить. В это время смотрю, пришли две красивые французские девушки, которые знали несколько русских слов. Охранники так и завертелись вокруг них. Улучив момент, я потихоньку проскользнул мимо них и поднялся на второй этаж. Там зашел в кабинет к одному из генералов.
— Товарищ Кожомбердиев, у тебя очень длинная фамилия, я тебя видел в штабе, – сказал мне генерал.
– Я принес вам одно заявление, если можно, прочтите, пожалуйста! – Попросил я. — Садись! — Велел генерал и, не торопясь, сел за стол. Он прочитал заявление, затем красными чернилами в верхнем правом углу бумаги написал распоряжение коменданту нашего штаба: «Освободите тов. Алманбетова» и поставил свою роспись. Я летел в штаб с этим письмом как на крыльях от радости. Комендантом штаба у нас был капитан, тоже, как и мы, бывший военнопленный, раньше был командиром батальона. Сатара выпустили из тюрьмы. Мы вместе с ним гуляли по Парижу. Он рассказывал, что во время войны занимал большую должность в Туркестанском легионе. Он сказал, что здесь живет жена казаха, который в Туркестане организовал Кокандскую автономию. Я спросил, как их зовут, но он не ответил. Если уж он не захотел назвать имена этих людей, я не стал выпытывать. И еще раз, когда зашел подобный разговор, я тоже не стал ничего спрашивать. Потом, в 1946 году, сбежав из Западной Германии, я узнал у Марии Петровны Титовой, что у Мустафы Чокая есть жена, впоследствии я поддерживал с ней связь.
Таким образом, двое кыргызских джигитов вместе путешествовали по красивому городу Парижу, который Сатар ага, оказывается, знал лучше меня. Через пару месяцев я услышал, что Сатар ага назначен комендантом такого же лагеря, как наш, в Марселе. Я сказал Сатар ага об этом назначении, на что он мне ответил: «Я уеду в свою республику, к нашему народу. Простят ли нас, нашу вину, или не простят, не знаю. Но ведь пришла победа, надеюсь, что теперь нас простят. Я тебя не буду уговаривать возвратиться или остаться. Потому что у каждого человека его судьба написана на лбу». Итак, отправили Сатар ага комендантом в Марсель. Уходя, он попросил Сергея, отдать мне зарплату за месяц. Так и вышло, что я получил месячную зарплату бывшего командира саперного батальона Сатара Алманбета из Нарына. В Марселе он сел на большой пароход, который прибыл из СССР, может быть, этот пароход тоже был немецким. На нем через Средиземное море он прибыл в Стамбул, а оттуда в Одессу. В Одессе он оказался в лагере для тех, кто прибывал из Западной Европы. Обо всем этом я слышал позже от людей, которые были в таких лагерях, а потом каким-то образом оттуда бежали. Они рассказывали, что в Советском Союзе бывших военнопленных помещают в лагеря. В то время такие новости распространялись среди нас мгновенно.
В казарме под названием Рой нас было около восьми тысяч человек. Нас привезли и присоединили в большой лагерь, который находился в западной части Парижа, в пригороде Мо. В нем размещалось 16 тысяч человек. Потом из этого лагеря нас перевели в другой лагерь, который был в Версале, в городке Борагар. Там была железнодорожная станция, а в самом городке был организован пункт отправки. Из других городов Франции тоже приезжали люди и оставались в Борагаре на несколько дней, и только когда заполнялся эшелон, отправлялись дальше. После развала фашистской Германии советское командование повсеместно распространило такое объявление: «Кто был в плену у немцев, пусть обращается к советскому командованию, оно отправит вас на Родину». Одинокие и бесприютные, сбежавшие из немецкого плена, мы были безумно рады этому объявлению и постепенно начали собираться.
Война закончилась, но мы не обрели свободу
8 августа 1945 года в тот лагерь, где я находился, прибыл эшелон. На вагонах были прикреплены лозунги, написанные на кумаче: «Узники нацизма, Родина – мать вас ждет!». В нашем штабе тоже написали лозунги: «Мы обрели свободу, победила наша страна!» и повесили их на вагонах. Увидев эти прекрасные слова, бывшие военнопленные, настрадавшиеся на чужбине, не могли сдержать слез. Американские солдаты раздавали пленникам трехдневные порции продуктов питания. Бедняг, которые были пьяны от счастья, что едут домой, плотно набили по вагонам. Французские машинисты, как-будто торопились избавиться от нас, и эшелон быстро двинулся по рельсам в направлении Германии. Когда мы ехали, лозунги со словами: «Вы тоже были жертвами войны, сейчас победила наше государство, вы теперь свободные люди!» быстро сорвали с вагонов и выбросили.
Мы поняли, что победа к нам, военнопленным, еще не пришла, в городе Айзенах, в центре Германии. Мы выехали из американской зоны, и как только прибыли в зону, контролируемую СССР, наш поезд тут же взяли под охрану советские солдаты. Звучавшие, кажется, всего какой-то час назад добрые слова, быстро куда–то исчезли, улыбки тоже. Начались издевательства, зазвучала матерщина. Возникло недоверие, что обещания будут выполнены. В Айзенахе они решили отделить жен от мужей, детей от матерей и отправить их в разные лагеря. Условия в лагерях, отношение к пленным были не легче немецких. Нас собрали в одном месте и привели в баню. Перед тем как завести в баню, нас всех обстригли наголо. Это делалось с целью, чтобы легче было опознать среди толпы тех, кто попытается сбежать. А мы, бедные пленники, успокаивали себя, думая, что заботятся о нашей чистоте. Если кто-нибудь вдруг заикался об условиях нашего содержания, такого человека начинали избивать, обзывать фашистом.
Маршал Жуков, который внес огромный вклад в победу над Германией, издал приказ, запрещающий обижать бывших советских граждан, которые прибыли из-за границы, трогать их вещи. Несмотря на это, младшие командиры ловчили как могли. С каждым днем увеличивалось число тех, кто был освобожден из концлагерей. Бывших пленных из Западной Европы, жалея их, втискивали в наш лагерь. У многих из нас были вещи, хорошая одежда, в чемоданах полно тканей, подарков домашним. Во Франции, когда я получал зарплату, тоже купил подарки отцу, сестрам, братьям. В лагере не хватало еды, поэтому мы были вынуждены менять свои подарки на хлеб. Среди нас много было и таких, кто остался и без хлеба, и без вещей. Их обманывали жулики. Солдаты, которые нас охраняли, завладевали нашими вещами. Предпринимали уловки для того, чтобы пленники сами оставляли свои вещи, они заставляли нас бежать вместе со всем имуществом несколько километров. Пробежав пару километров, мы понимали, что столько вещей нам тяжело будет переносить на себе, если погонят пешком. Хотя жизнь в плену нас приучила терпеть различные трудности жизни, мы были готовы выполнять приказания бежать много километров, но нести свой груз дальше мы не могли.
(Продолжение следует).
