Имя Азамата Алтая (Кудайберген Кожомбердиев) долгое время было засекречено. И только после обретения Кыргызстаном независимости мы смогли узнать о нем больше.
Азамат Алтай стоял у истоков создания кыргызской службы Радио Свободная Европа/Радио Свобода – «Азаттык». В 1953 году, со студии Радио в г.Мюнхене (ФРГ) он впервые вышел в эфир на кыргызском языке. До самого выхода на пенсию – до 1988 года он работал в «Азаттыке», рассказывая всему миру о Кыргызстане, союзной республике СССР, о таких проблемах и вещах, о которых не могла вслух говорить тогдашняя журналистика Кыргызской ССР: о правах человека, о демократии, о правах кыргызов, тоталитарном обществе и о многом другом. Находясь в Нью-Йорке, куда он переехал позже, будучи научным сотрудником библиотеки Колумбийского университета, он подготовил сборник трудов по тюркологии и кыргызоведению тиражом 10 тысяч экз.
В 2010 году была опубликована его книга «Глашатай свободы и демократии» с большим предисловием историка Тынчтыкбека Чоротегина на кыргызском языке. В прошлом году я встретила в Вашингтоне моего американского друга Джефри Лилей (он работал в 2000 году в Кыргызстане в представительстве Международного Республиканского Института) и он рассказал мне, что работает над биографией первого кыргызского диссидента в США Азамата Алтая. Книга о нем будет издана на английском языке. Джефри Лилей поделился со мной переводом книги Азамата Алтая на русский язык. Рина Приживойт помогала
Res Publica редактировать текст.
Мы начинаем ее публиковать в рамках Года истории.
В книге есть его первая статья в журнале «СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ВЕСТНИК»,
номер II (591), 26-ой год издания, 23 ноября 1946 г.
Вести о России
Исповедь молодого киргиза
от редакции: Печатаемое ниже письмо получено нами из Франции от молодого киргиза, бывшего члена ВКП, бывшего военнопленного, сейчас даже не “невозвращенца”, а беглеца из “советского рая”. Автор еще плохо владеет русским языком и письмо его полно ошибок. Мы поправили ошибки, опустили кое-какие детали, но в остальном печатаем его страстную исповедь так, как он
написал ее.
«Я, вчерашний полудикий деспот, который помогал деспотическим властям. Правда, я не понимал, что делал. Если бы понимал, я бы не помогал сталинским террористам.
Родился я при советском обманном режиме в 1920 году. Родители мои крестьяне. По национальности я киргиз. Среднюю школу закончил на киргизском языке. С 1937 года член комсомола, с 1940 года член ВКП. До 1941 года я верил каждому слову компартии, считал, что агитаторы и пропагандисты советского правительства учат правде, что только у нас счастливая жизнь и советский рай, и сам был агитатором и пропагандистом. Я работал в комсомоле и в киргизских газетах. Русского языка я не знал, научился ему — да и то плохо – уже будучи в рядах Красной Армии.
Я был призван в конце 1940 года и отправлен в Каунас в стрелковый полк на защиту нашей западной границы. Здесь я был курсантом полковых курсов, когда началась война. С первых же дней войны с Гитлером полк наш участвовал в боях, но вскоре по приказу военных властей должен был начать отходить. К началу августа мы дошли до Новоржевска в Калининской области. Во время отступления красноармейцы и сержанты исчезали без счета, и под Новоржевском их оставалось в нашем полку лишь 42 человека. В начале августа немцы нас окружили. Мы долго бродили по лесам, пытаясь выйти из окружения, но голод заставил нас выйти из леса, и мы попали в плен. Тут мы натерпелись горя. Писать об этом не стоит. Это всем хорошо известно.
В ноябре я бежал из плена из городка Ошмяны, в 50 километрах от Вильны. В течение года я скрывался в Западной Белоруссии. Тут я многое понял, понял, каким ядом отравляли нас большевики. Здесь же я вступил в ряды партизан Западной Белоруссии, чтобы бороться за освобождение от немцев. Раньше я воевал за Сталина и за партию. Теперь я уже не мог за них бороться, но мы решили, что какова бы ни была власть, мы должны спасти русскую землю. Там меня с группой партизан однажды захватили немцы. Нас отвезли в Вильно и посадили в Лукишскую тюрьму, где нас за попытку побега только что не убили. Мы прожили здесь 11 месяцев и в марте 1944 года были увезены во Францию, где мы работали на побережье. Через два месяца мне удалось бежать.
Я жил среди французов, но они боялись долго скрывать меня. Потом мне помогли поляки и, наконец, я встретил одного русского старого эмигранта, который скрывал меня до освобождения и помогал мне во всем. Когда союзники нас освободили, я увидел настоящую жизнь. Я жил среди французских рабочих и крестьян, познакомился с ними, ходил к ним, видел, как они живут. Они очень жаловались на свою жизнь, говорили, что до войны жили гораздо лучше. Но меня их теперешняя жизнь поразила. Вот это жизнь. Когда здесь собрали русских военопленных, я попал сначала в Парижский, а затем в Версальский лагерь. Мы советовались друг с другом и решили ехать на родину.
Во-первых, мы надеялись, что после того, как страна перенесла такие жертвы и одержала такие победы, режим изменится. Во-вторых, нас пугала мысль, что нам не позволят остаться во Франции и повезут силком, а тогда нам будет, конечно, хуже. 8-го августа 1945 года нас увезли из Версальского лагеря и через пять дней мы прибыли в город Эйзенах, недалеко от границы русской зоны в Германии. Тут нас рассортировали, отвели в баню, наголо остригли (чтобы тайные агенты – или “тайники” могли легче опознать нас в случае побега) и повезли дальше.
Нас держали в лагере номер 237 под Цербстом (близ Магдебурга). 6 — го сентября 1945 года, без всякого повода с нашей стороны, наш лагерь обстреляли из пулемётов, 18 человек убили и более 20-ти человек ранили. Убитых мы сами тут же похоронили. В лагере было более 25 000 человек и волнение этот обстрел вызвал страшное. 3а неделю 27 человек повесились.
С группой товарищей я из этого лагеря бежал, чтобы попасть к англичанам или американцам, но почти у самой границы нас задержала советская охрана. Мы не потерялись, заявили, что идем от англичан к своим. Нас долго допрашивали, затем отвезли в лагерь ном. 234 близ Бранденбурга. Здесь нас проверяла фильтрационная комиссия. Тут было немало туркестанцев, почти не понимавших по-русски, и меня взяли в канцелярию писарем и как бы переводчиком.
Шла демобилизация и многим нужно было выправлять документы. Наше начальство были кадровые офицеры, но были тут и “тайники”, которые за нами зорко следили. С туркестанцами я мог говорить свободно, так как “тайники” ничего, кроме ругательных слов по-нашему не понимали. От них я узнал много грустного. В конце ноября я встретил бывшего начальника школы курсантов в Каунасе, который хорошо знал меня. Благодаря его содействию, меня, когда демобилизация окончилась, зачислили в 33-ю гвардейскую дивизию служить на границе. Я попал в пограничный полк, служил до января 1946 года, а затем бросил оружие, бежал за границу и пробрался вновь во Францию.
С тех пор я молчу, здесь друг с другом боятся говорить, со здешними эмигрантами и трудно, и опасно: то они белые, то они “патриоты Советского Союза”, а то есть еще и чекисты. С работой я устроился, с документами тоже. Но я хочу бороться за правду и за свободу моего народа.
Туркестанец,
Кудайберген Кожомберди уулу».
(Продолжение следует).
