Многие политики, оппозиционные и не только, в последнее время говорят о кризисе. В качестве его симптомов называют социально-экономические проблемы, возникшие трения в отношениях с Россией по поводу строительства гидроэлектростанций на реке Нарын и использования средств Кыргызско-российского фонда, обострение внутренней политической ситуации.
При этом проиcходит своего рода подмена понятий. Очевидно, что например, социально-экономические проблемы — результат не кризиса системы, а смены экономической модели. Это вторая в истории Кыргызстана смена модели. Первая произошла в начале 90-х. Она была ориентирована на переход к рынку в модели развитых стран. Однако этот переход не был завершен именно потому, что система не позволила его реализовать. Было наложено табу на переход преимущественно к частной собственности в таких определяющих областях, как землепользование и энергетика. Земля перешла в частную собственность с существенным опозданием и с существенными ограничениями (не все земли перешли в частную собственность, были ограничения на ее трансформацию, запрет продажи иностранцам, отсутствие (или мизерность) налога на землю). Производственная модель была заменена на торгово-посредническую, и различные услуги населению. Значительная часть (по разным оценкам от 40 до 60 процентов) экономики ушла в тень. Отличительной чертой этой модели была также существенная доля поступлений от трудовых мигрантов и от наркотрафика, криминальной торговли.
Вторая смена модели началась в связи с вступлением в Таможенный союз. Главные ее последствия были предсказуемы, и они уже видны: значительное сокращение торгово-посреднического сектора и падение сельскохозяйственного производства из-за неконкурентоспособности кыргызских сельхозпроизводителей, которые и до этого были маломощными за некоторым исключением, потому что не имели выходов на внешние рынки.
Попытки в этой ситуации найти выход за счет акцента на сырьевом секторе наталкиваются на политически генерируемый и поддерживаемый ресурсный национализм. И пока не удается найти приемлемую модель согласования интересов инвесторов и местного населения, ресурсных националистов.
Сегодня вопрос в том удастся ли запустить достаточный по мощности производственный компонент кыргызской экономики. Здесь существует несколько моделей, стратегий: от бурного развития малого бизнеса до строительства крупных объектов с привлечением иностранных инвестиций. А также смешанные модели. Но реализация их наталкивается на системные ограничения самой системы госуправления, существующей в стране. Эти ограничения выражаются, прежде всего, в отсутствии заинтересованности государственных регуляторов в развитии бизнеса (как частного, так и государственного), в массовой, повсеместной коррупции, в существовании громоздкой нормативной базы для бизнеса и системе ее администрирования, в заведомо контрпродуктивном подходе государства вообще к поощрению бизнеса. С точки зрения тех, кто хотел бы позитивных изменений в экономике, можно сказать, что вступление в ЕАЭС это большая удача, чем не вступать в него. Удача не в том, что мы получили свою плату за это политическое решение. Наоборот, это сомнительно эффективный способ реконструкции кыргызской экономики. Удача в том, что мы перестаем жить за счет никак не заработанной нами возможности перепродажи китайских товаров, и попадаем, наконец, в реальное пространство глобальной рыночной экономики. И если мы хотим выжить, то должны будем либо нарастить свой экономический потенциал, либо найти еще какую-нибудь не требующую особых усилий от правительства синекуру (что мы, кстати, пока и успешно делаем, выбивая гранты), либо уехать всем отсюда на те рынки труда, где можно будет зарабатывать достаточно средств, чтобы жить и поддерживать воспроизводство кыргызской жизни здесь в Кыргызстане. Своего рода современный вариант оседло-кочевого образа жизни народа. Откочевал — поработал — вернулся, и обратно.
То есть ситуация в экономике — это проблема не кризиса существующей системы, а перехода от одной экономической конструкции к другой. Перехода, который надо было сделать раньше. Перехода, который рано или поздно пришлось бы делать.
Естественно, что оппоненты президента Атамбаева пытаются поставить ему в вину этот, как они говорят «системный кризис». Только слепой может не заметить, что формирование в обществе «кризисных» настроений непосредственно связано с двумя событиями: итогами прошедших выборов в Жогорку Кенеш и предстоящими президентскими выборами.
С итогами выборов потому, что ряд политиков оказались вне парламента и вынуждены искать другие способы политического действия. А с предстоящими президентскими выборами — по той причине, что всем тем, кто намеревается вступить в борьбу за президентское кресло (кроме креатур самого президента) хочется снизить степень его влияния на результаты этой борьбы. Да и на протестном поле играть в политике всегда легче.
Между тем, никакого системного кризиса в стране нет. Наоборот, существующая система только укрепляется.
С какой системой мы имеем дело спустя четверть века после обретения независимости? Можно назвать ее характерные черты. Прежде всего, это формальность, отчужденность существующей государственной машины, как впрочем, и других субъектов общественного управления, таких как местное самоуправление, гражданское общество, от самого общества.
Вторая существенная характеристика — квазизаконность, видимость законности, существование параллельного, неписанного права, решение всех вопросов в неправовом порядке. В этой системе отсутствует политика и отсутствуют политики, политические организации. Вместо борьбы политических идей мы видим борьбу интересов клановых групп. При этом с электоратом поступают двумя способами: его обманывают ничем не подкрепленными обещаниями различных «пряников» или покупают.
Естественно, что в таком обществе царит общественное лицемерие — противоречие между провозглашаемой и реальной системами нравственных ценностей и норм.
При этом надо подчеркнуть, что существующая система обладает очень высокой жизнеспособностью и сопротивлением системным инновациям. Мы убедились, что две революции оказались недостаточными для ее изменения.
Конституция 2010 года с ее наивной надеждой ввести парламентаризм, объявление борьбы с коррупцией в качестве важнейшей задачи, — это еще одна попытка изменить существующее положение дел. Но вся проблема в том, что меры, которые реализуются после 2010 года, исходят из стратегии не кардинальной смены, а модернизации, улучшения существующей системы. Президент Атамбаев совершенно искренне и убежденно полагает, что достаточно изменить некоторые негативные феномены в существующей системе и все изменится. Когда-то в начале его президентства, автор этих строк назвал его романтиком. Он и сегодня остается убежденным, что достаточно, скажем, победить коррупцию и все поменяется, или призвать к единству нации и страна станет другой.
Мы не можем отказать ему в том, что для этого улучшения он прикладывает немало усилий. Не припоминаю такого явления при предыдущих президентах, чтобы каждый день появлялись сообщения о задержаниях за взятки тех или иных чиновников: от самого низа до самого верха. Это факт. И факт то, что многие участники традиционных схем взяточничества начинают бояться. Именно Атамбаеву принадлежит и другой феномен: беспрецедентное увеличение внешней финансовой помощи. Я не имею в виду кредиты, а говорю о безвозмездных финансовых вливаниях. Начиная с тех 500 (186 и 300) млн, которые мы теперь не должны платить по долгу России, и кончая созданием Кыргызско-Российского фонда, который мы не смогли пока эффективно использовать, но еще можем. Если посчитать сколько казна получила от работы Кумтора и сколько получено грантовых средств, то Атамбаев в этом в добывании средств для страны сработал как 5 Кумторов. Да, многим не нравится, что мы вынуждены просить деньги. Но когда речь идет о выборе между гордостью и голодом, то все гораздо сложнее.
К сожалению, мы не видим, чтобы и оппозиция власти хотела существенных изменений. Когда Атамбаев говорит, что оппозиции нет, он прав. Но прав только наполовину. Ее вообще никогда в стране не существовало. Это касается и членов временного правительства, которые пришли к власти в 2010 году. Оппозиция в Кыргызстане паразитирует на ошибках власти и существует ровно в той степени, в которой власть совершает эти ошибки.
Никогда люди, группы, организации, называвшие себя оппозицией, не выдвигали никакого альтернативного образа будущего. Нельзя же всерьез считать альтернативным проектом текебаевскую конституцию. Мы все сейчас видим, что это была не более чем одна из модернизаций существующий системы. Не случайно она так легко выгнулась под президента.
И сейчас люди, которые называют себя оппозицией, будь-то парламентской, либо внепарламентской, не предлагают обществу никакого проекта будущего. Все что они делают — это формируют пакет люмпен-социалистических требований, обильно приправленных ресурсным национализмом.
Какую-то видимость альтернативы пытается представить либеральная часть РАЖ, накаченная за счет «Реформы». Но и это скорее умозрительная оппозиция, потому что понятно, что это не про Кыргызстан. Либерализм, как показывают многочисленные исследования в постсоветских обществах весьма мало популярен. И в реальной политической ситуации либералы превращаются в тех же люмпенов. Вот сейчас, например, они, по логике своей позиции, должны выступить против требований, которые выдвигают оставшиеся без депутатских мандатов «оппозиционеры» — по Кумтору, по тарифам, по страхованию. Но они молчат и более того, даже готовы поддерживать эти митинги.
Поэтому, когда мы пытаемся понять: как поменять систему, как в конце концов двинуть страну, у меня нет никакой надежды на нынешнюю оппозицию. И это даже не зависит от персоналий, которые тоже вызывают много вопросов в обществе.
Получается, что все эти революции-перевороты, являются не более чем своего рода списанием долгов системы, выпусканием пара, видимостью обновления. И это означает, что никаких изменений не будет и что нас может ждать бесконечная череда переворотов. Это просто некоторая форма существования системы.
Мы должны осознать, что реальные проблемы страны формируются в другом месте и они не решаются путем улучшения действующей системы и не решаются путем политических переворотов и революций. Перевороты и революции нужны в сознании людей, их представлениях о будущем, их идеологическом контексте. И это, прежде всего, вопрос о национальном самоопределении.
(Из выступления в группе «Национальный интерес»).
Продолжение следует.
