Продолжение, начало в № 1-28 за 2015 год, №1-10 за 2016 год.
Вскоре после ареста его допрашивают о причинах и обстоятельствах начала восстания в Семиречье и его показания являются одним из основных источников, используемых в настоящем исследовании («Материалы к истории киргизского восстания в 1916 году»: Новый Восток, 1926 (№ 6)). После его освобождения из тюрьмы после свержения царского правительства Бройдо возвращается в Ташкент, где он становится руководителем Ташкентского Совета рабочих и солдатских депутатов от партии меньшевиков, которая вместе с менее радикальным «Туркестанским Комитетом» состояла из чиновников и сторонников Временного правительства и правила на большей части российской Центральной Азии. Обе эти организации состояли почти исключительно из русских, не включая, таким образом, местное мусульманское население.
Позже Бройдо примкнул к большевикам. В 1919 году он стал членом военно-революционного Совета 1-й армии на Восточном фронте. Он принимал участие в организации Коммунистического университета трудящихся Востока в Москве и был его директором до 1926 года. В 1921-1923 гг. Бройдо был помощником комиссара по делам национальностей в центральном правительстве и в 1925-1927 гг. был заведующим Государственным издательством. Его работы включают в себя: «Национально-колониальный вопрос», Москва, 1924 г.; «Национальный вопрос в ВКП (б)», Москва, 1925 г.)
Политика российского правительства по разрушению и развалу сообществ, утверждает Бройдо, достигла такой степени, что к моменту восстания не было какой-либо возможности для проведения тайных встреч или подготовки восстания. Любые попытки о заговоре были бы немедленно доведены до сведения властей через «своих» киргизов. Причинами к восстанию не могли быть ни национальные, ни религиозные устремления, которые были намного слабее среди киргизов, чем среди узбеков, у которых не было всеобщего восстания. Также это не могло быть и антивоенным движением, поскольку уровень политического сознания киргизов был на очень низком уровне: они не имели представления из-за чего велась война и каковы были цели каждой из воюющих сторон. К тому же, киргизы обращались с просьбой принимать их в армию на тех же условиях, что и русских. По мнению Бройдо, восстание было сознательно спровоцировано работой всей российской администрации, включая высокопоставленных чиновников в Ташкенте и Верном, чтобы можно было оправдать уничтожение киргизов и захват их земель. Захват их земель достиг таких масштабов, что только таким образом можно было отнять у них еще больше земель. Преднамеренность провокаций проявлялась в таких действиях, как нелепые и провокационные приказы, ложные разъяснения чинов администрации, натравливание русских поселенцев, организация из них отрядов, безнаказанность массовых убийств и бесчинств. Все это было направлено на то, чтобы спровоцировать восстание среди киргизов. С возникновением волнений, действиями воинских отрядов и крестьянских дружин, вооруженных и организованных полицией, администрация края искусно расширяла район и остроту волнений, все более превращая киргизское население в неприятеля в глазах приходящих войск, присылаемых для подавления восстания.
Эту точку зрения Бройдо поддержал T. Рыскулов в статье, в которой не приводятся столь точные утверждения как у Бройдо, хотя Рыскулов добавляет, что захваченные земли послужили бы плацдармом для дальнейшего проникновения в Персию, Китай и Афганистан.
Данную теорию о «провокации» резко критикует А.В. Шестаков в своей статье о восстании 1916 года. Он подчеркивает, что иммиграция в годы войны была незначительна. Власти в метрополии столкнулись с такими серьезными вызовами в сельском хозяйстве, военными и политическими проблемами, что провоцировать восстание в Средней Азии было бы безумием. Шестаков далее аргументирует свои соображения следующим образом: 1) в истории классовых катаклизмов не было случаев подобных провокаций в колониях в период военного разгрома и полнейшего хозяйственного и политического развала метрополий, 2) против восстания были «ситцевые империалисты» с московской биржи, требовавшие скорейших мер к обеспечению нормального хода жизни в хлопковых районах, так как Туркестан в то время являлся единственным поставщиком хлопка. Разрушение хлопкового хозяйства вело к раздеванию и без того плохо одетой армии, 3) помещики в поисках рабочих рук выписывали «желтых» рабочих из Китая, Монголии, требовали обеспечения за ними военнопленных и беженцев… Они могли быть заинтересованы не в провокации восстания, а в выводе из Средней Азии рабочих для их имений, но для этого были другие пути, чем провокация восстания; 4) восстание произошло не только в Киргизии с преобладающим скотоводческим хозяйством, где больше всего практиковались захваты земель, но и в оседлых земледельческих районах с высокими техническими культурами, где всякого рода передвижка населения могла бы погубить эти культуры; 5) думать, что хорошо знающий Туркестан генерал-губернатор Куропаткин не учтет этого обстоятельства, было бы такой же ошибкой, как предполагать, что Куропаткин не предвидел размаха восстания.
Шестаков далее утверждает, что к моменту восстания в Туркестане численность войск была небольшой. Полагать, что начались бы провокации в Туркестане в тот момент, когда условия на главном фронте были столь критичны, было бы так же глупо. Шестаков далее критикует авторов о восстании 1916 года в целом, указывая, что у них обыкновение брать события, происходившие в одной части страны, и делать широкие обобщения применительно ко всей стране в целом, без какого-либо учета различий их социальных, культурных и экономических условий. Бройдо, прибегнувший к подобной практике, на его взгляд, особенно неверен в своих выводах: он был свидетелем подстрекательств мирных киргизов к бунту в одной части Семиречья и из чего сделал вывод, что провокации шли повсеместно.
Сам Шестаков видит причины восстания народностей в неприятии (воспрепятствовании) ими той дани кровью, которую от них требовала царское правительство. Разговоры об использовании их в качестве рабочей силы были просто очковтирательством. В этом плане Туркестан (для царской России), как колония, ничем не отличался от колоний других стран. Для колониальных держав их колонии представляются не только как рынки сырья или рынки, куда можно сбыть свои товары и излишки рабочих сил. Колонии ими рассматриваются, к тому же, и как поставщики пушечного мяса, используемого в войнах метрополий. Туземцев использовали на поле боя в оккупированных зонах, как то было в 1914-1918 гг., а также в качестве орудия для подавления классовой борьбы пролетариата и крестьянства.
(Продолжение следует).
