Продолжение, начало в № 1-28 за 2015 год, №1-5 за 2016 год.
Несмотря на все эти утверждения, тщательное изучение документов Управления Охраны, официальных отчетов тех, кто подавлял восстание и показаний свидетелей, указывает на практическое отсутствие реальных доказательств наличия деятельности таких (иностранных) агентов, а также на то, что различные повстанческие группы не предпринимали каких-либо систематических усилий по получению помощи из-за рубежа. В преддверии восстания российским властям сообщали о том, что отправлялись запросы в Афганистан и Персию на предмет того, будет ли оказываться помощь в случае восстания. Запрашивали также высоких духовных лиц в Бухаре относительно того, последует ли провозглашение священной войны. Все эти запросы, однако, проводились от имени различных людей без ведома и поддержки каких-либо групп и без общего плана или объединения усилий. Конечно, никакой помощи не было, а бухарские власти усердствовали тому, чтобы восстание не распространилось на их ханство.
В одном отчете, где говорится о волнениях в степи среди казахов, имеется следующее: «Эти волнения не были спровоцированы извне – будь то немцами, турками, австро-венграми или болгарами. Иначе, они бы попытались заполучить киргизского [казахского] лидера, снабжая финансово или огнестрельным оружием. Назир-Ходжа – один из руководителей Джизакского восстания, подтвердил при даче показаний, что он не получал какой-либо поддержки или поощрения из Бухары, Афганистана или Германии, Турции или других стран, а подполковник Дмитрий Водопьянов, один из офицеров, принимавших участие в событиях, сообщил: «По моим собственным наблюдениям и согласно отчетам, среди повстанцев каких-либо иностранцев замечено не было. Также их не было и среди убитых».
Миссия турецкого пан-исламизма полностью потерпела неудачу в Средней Азии, также как и в других местах. Подполковник Этэртон, сменивший сэра Джорджа Макартни в качестве британского генерального консула в Кашгаре в 1918 году, и который изучал те события, написал в 1923 году: «После тщательного изучения вопроса, я нахожу очень мало признаков влияния панисламизма на мусульман Средней Азии: симпатии к Турции незаметны, и она не рассматривается как центр исламского мира. Политически независимые факторы движения разрозненны между собой, а они были бы очевидны, если бы шла речь о вопросе определенной организации и управления».
В том международном контексте, когда всех волновал вопрос, кто выиграет в войне, заявленный джихад Турцией в 1914 году был обречен на провал. Движения бунтующих египтян, персов, индусов и афганцев не происходили вплоть до перемирия 1918 года, и к тому же, были вызваны вовсе не панисламистскими настроениями в целях турецкого джихада, а доктринами Запада о «самоопределении» и «праве малых народов», используемых в пропагандистской войне в союзе с державами Антанты.
Тому провалу есть несколько причин. Главным из них является внутреннее противоречие между целями национализма младотурков и интернационализма пан-исламистского движения. Конец правления Абдул-Хамида означал конец панисламизма, несмотря на то, что Конгресс Комитета «Единение и прогресс» 1908 года в Салониках официально одобрил это движение. Ситуация осложнялась борьбой, происходившей в Турции между теми, кто устремлялся на Азию, и теми, кто был ориентирован на Запад. С одной стороны, Турция под угрозой европейского империализма искала убежище в Азии, надеясь на поддержку среди туранских собратьев. С другой стороны, она стремилась к модернизации (т.е. вестернизации) турецкого государства. Последние устремления одержали победу, когда Энвер-Паша – апологет пан-туранизма, был свергнут и вынужден бежать после перемирия 1918 года, когда Турция лишилась всех своих нетурецких владений, особенно арабских земель, и стала почти однородным по составу национальным государством.
Русско-японская война 1904-1905 гг. также оставила свой след. Успешное оспаривание крупной европейской державы азиатской повлияло на исламский мир таким образом, что по существу оборонительное отношение сменилось наступательным. Отныне больше раздавались призывы к силе, которые были более убедительны, нежели призывы к вере. Другим фактором, который заглушал привлекательность панисламизма, была непримиримость между целями зарождавшегося национализма турок и научного милитаризма германского государства. В то время как Абдул-Хамид использовал союз с немцами в своих целях и для дальнейшего продвижения панисламистских целей, немцы совершенно определенно принимают младотурков и переводят их в подчинение, используя их в своей захватнической политике.
Далее на заднем плане отсутствовали связи в пределах исламского мира или даже в пределах Туранской его части, за исключением абстрактного принятия ими мусульманства. Исламский мир был разделен на шиитов и суннитов, далее еще глубже на множество сект и верований, ревностно и враждебно настроенных по отношению друг к другу. Даже по говору туранский мир был далеко не однороден. Турецкий тюркский сильно отличался под влиянием различных языков Леванты, и был далек от того, на котором говорят представители других тюркских народов. Этнически туранские народы были далеки друг от друга. На Среднюю Азию, как мы уже видели, Иран имел сильное влияние с древнейших исторических времен. Самого тюркского в Турции совсем мало. История была свидетельницей наложения малочисленной тюркской воинской элиты по нетюркскому населению, аналогично процессу, полученному в Болгарии и Венгрии.
Условия для распространения Ислама были различны среди народов исламского мира. По словам одного наблюдателя: «Духовно достигнут некоторый прогресс относительно общих целей и интересов ислама, что можно отнести, как это бывает, за счет влияния прессы, но это только применительно к турецким, персидским и арабским газетам, поскольку в Средней Азии муллы и священническая каста имеют значительное влияние, они устранили все, что находится в противоречии с ранним консерватизмом, газеты и светская литература в немилости. Поэтому только мусульманская пресса, особенно турецкая и персидская, объединяла отдаленные части исламского мира. На современном этапе ее мало, и ее успехи в Средней Азии и в Западном Китае могут расцениваться как незначительные».
Если мусульмане российской Средней Азии не получали поддержки в их восстании 1916 года из соседних мусульманских стран, то можно ли утверждать то же самое относительно их братьев-мусульман в пределах российской империи? Существовало много факторов, объединявших 19 миллионов мусульман российской империи. Общность веры и подчинение одному централизованному государству сочеталась объединявшей их железнодорожной системой, соединявшей различные мусульманские области (Ростов-Баку, Закаспийская область и Оренбург-Ташкент). Кроме того, разрабатывалась система экономической взаимности между различными областями.
В то же время были задействованы многие центробежные силы. Географический разброс мусульман был велик. Российские тюркоязычные мусульмане (16 миллионов чел.) говорили на весьма различных группах диалектов, так что турецкий, на котором говорили в Малой Азии сильно отличался от того, на котором говорили в Казани. (Показательно, что на Всероссийской Конференции мусульман, проведенной в Москве в мае 1917 года, официальным языком был русский, поскольку он был единственным языком, который могли понять все делегаты). Сильно отличались связи по продолжительности различных мусульманских групп (народов) с Россией: татары Казани и Астрахани пребывали при российском правлении с середины шестнадцатого века, в то время как другие народы, такие как киргизы, не были порабощены до второй половины девятнадцатого века. Разнообразие культур среди разных народов было действительно большим: казанские татары, проживавшие, главным образом, в городах и занимавшихся профессиональной и деловой деятельностью, трудовое городское население, развивавшее прессу и литературу, и активно участвовавшее в российской политике после 1905 года, и отсталые народы, такие как киргизы. То, чем они занимались, также сильно различалось: от современных промышленных капиталистов до простых пастухов.
Помимо экономических и исторических факторов, различавших эти народы, российское правительство проводило политику, направленную на поддержание их разобщенности. Так, несмотря на то, что мусульмане пользовались религиозной автономией на местах, не было создано духовного центра для всех российских мусульман, как и духовных центров для мусульман Кавказа, поволжских татар, и других. Опять же, проводилось различие в отношении несения ими воинской службы, которая ограничивалась мусульманами Волго-Уральского региона, Сибири и Крыма.
Следует отметить все же еще один из потенциально возможных сил поддержки повстанцев – о многих немецких и австрийских военнопленных в Туркестане.
(Продолжение следует).
