Эдвард Д.Сокол. «Восстание 1916 в русской Центральной Азии»

Продолжение, начало в № 1-28 за 2015 год, №1 за 2016 год.

5. Бегство повстанцев в Китай.

Первыми, кто бежал в Китай после оглашения высочайшего повеления, были дунгане или китайские мусульмане. Дунгане в Российской Центральной Азии были расселены большей частью в Семиречье, их крупнейшие поселения находились недалеко от городов Каракол, Верный (Алма-Ата) и Пишпек (ныне Фрунзе). Так называемый «опиумный долг» был особым поводом для недовольства как среди дунган, так и уйгуров. Хотя опиум выращивался этими народами еще до войны в Джаркентском, Пржевальском и Пишпекском уездах и представлял собой товарную культуру, он составлял лишь малую часть выращиваемых ими культур.
Однако во время войны, ввиду необходимости этого препарата для фронта, царское правительство принудило их культивировать исключительно мак и покупало по очень низким ценам; закупами урожая занималось казначейство, какие-либо другие продажи были строго запрещены, любые нарушения преследовались местной администрацией и специально созданными полевыми судами. Состоятельным дунганам удавалось, однако, вести контрабандную торговлю с западным Китаем. Незаконный поток опиума в Синьцзян создавал проблему для китайских властей не только во время царского режима, но также и во время большевистской революции.

Впервые дунгане перешли границу в середине июля в направлении Аксу и Кульджа. Это были люди (от 70 до 80 человек) подлежавшие призыву. Дунганам помог в этом тот факт, что во время их сорокалетнего пребывания в России они поддерживали торговые и родственные отношения с основными общинами дунган в Синьцзяне, и, таким образом, они могли бы воспользоваться этими отношениями, чтобы скрыться от следствия и преследований. Это важно, поскольку у русских были сильные юридические позиции, и они могли в противном случае истребовать возвращения этих беженцев.

Принцип того, что беженцы, перешедшие границу (китайской или российской стороны) должны быть возвращены другой стороне, был выражен с нарастающей силой в ряде договоров между Россией и Китаем, начиная с Нерчинского договора 1689 года. Позиция России, однако, была сильна не только де-юре, но и де-факто. До революции русские сильно утвердились в Кашгаре. Российский генеральный консул, как правило, был дипломатом высокого ранга в сопровождении ста казаков и с очень значительной свитой. Благодаря чему и ввиду относительной близости от Закаспийских центров русской культуры, царское Генеральное консульство имело перевес в Кашгарском обществе.

Второй поток дунган, перешедших границу, был из Пржевальского уезда, где они восстали вместе с киргизами против русских. Их главный центр, Мариинск, был, однако, сожжен 13 августа русскими войсками, и они были первыми, кто сложил оружие и бежали. Согласно одному отчету, дунгане приняли участие в восстании для того, чтобы воспользоваться суматохой и забрать опиум в Китай. Не вызывает сомнений то, что группы китайских торговцев собрались в Мариинске на момент сбора урожая опийного мака, когда вспыхнуло восстание. Интересно отметить, что дунгане за пределами Пржевальского уезда не только не принимали участия в восстании на стороне киргизов, но даже принимали участие в их подавлении на стороне русских.

Дунгане из этой второй волны впервые появляются в городе Учь-Турфан Синьцзяня 15-16 августа и насчитывают лишь несколько человек. Вскоре их число доходит до нескольких тысяч человек в день. Большинство из них были китайскими подданными, занимавшимися торговлей и были разнорабочими на российской территории. Генеральный консул России в Кашгаре вскоре направил в Учь-Турфан драгомана консульства, Г.Ф. Стефановича, в целях принятия им эффективных мер против этого массового бегства. Однако изначально, последний мало что мог сделать, поскольку китайцы не могли ни задержать тех, кто пересекал границу, ни выдворить их обратно.

Наплыв дунган в большом количестве был совершенно неожиданным для китайцев и к моменту появления беженцев в Учь-Турфане там находилось только 60-70 солдат. Самое большее, что можно было бы сделать, это держать беженцев за пределами самого города и обеспечить их едой и провизией, так, чтобы они, вымотанные суровостью дороги, не создавали проблем.

Беженцы киргизы впервые появляются на китайской территории в малом количестве в первые дни сентября. К концу сентября наблюдается массовое бегство из российской территории с началом подавления восставших расширенными российскими войсками. Миграция продолжалась до первой половины ноября. Следовали по двум маршрутам: (1) из части Нарынского подножия через Аксайскую долину по перевалам Торугарт и Келтебук в верховьях реки Кокшал и (2) к югу от Пржевальска через перевалы Бедел и Кайче в оазисы Учь-Турфан и Аксу.

Для многочисленных групп первый маршрут был неосуществим. Труднопроходимые горы, отсутствие пастбищ, представляли постоянную угрозу. Лишь тем из двух ближайших волостей киргизам довелось мигрировать на юг из Нарына. По второму маршруту следовали массы повстанцев. Вплоть до границы должны были быть хорошие пастбища и граница на тот момент была трудноохраняема.

Беженцы из Нарынского участка шли по первому маршруту и это были люди с самого начала малопричастные к восстанию. Их бегство было вызвано опасением пострадать от своих же соплеменников — восставших, которые либо принудили бы их присоединиться к ним, либо ограбили бы их стада. В данном случае восторжествовала добродетель, и вскоре их уговорили вернуться в Россию вместе с почти невредимыми своими стадами.

Совсем иначе сложилась судьба беженцев из Пржевальского и Пишпекского уездов, большинство из которых принимали активное участие в восстании. Они последовали по второму маршруту в Учь-Турфан и Аксу и насчитывали от 100 000 до 120 000 человек. Преследуемые российскими войсками и нагруженные вещами, они сталкиваются с труднопроходимыми перевалами, неся огромные потери в виде многочисленных стад, которые они пытались провести с собой. Вдоль одного только перевала Бедель погибло более 10 000 голов крупного рогатого скота и лошадей. Исходя из оценок одного русского чиновника в Синьцзяне по имевшимся в его распоряжении различных источников информации беженцы из Пржевальского и Пишпекского уездов во время бегства с середины сентября до начала ноября потеряли почти весь российский скот, что они везли с собой. Его показатели: крупного рогатого скота не осталось ни одного; лошадей осталось 10 процентов; из овец выжила четвертая часть; из верблюдов — около половины. Но на том несчастья беженцев только начинались.

Первый период (с начала восстания в начале августа и до последних дней сентября) отношений между китайскими властями и российскими чиновниками расценивался последними, как хороший. Китайское правительство в Синьцзяне было сильно встревожено потоком дунган и других лиц. Были свежи еще воспоминания о восстании дунган в 1870-х годах против китайцев и, кроме того, китайцы отмечали, что большинство последующих проблем в Синьцзяне создавали мигранты из бывшего Кокандского ханства. Даоинь Ма, в то время влиятельнейший человек в Кашгарской области, в полной мере сотрудничал с российскими властями после того, как российский генеральный консул указал на необходимость противодействовать против этого потока беженцев. Из Аксу, Яркенда, Кашгара в Учь-Турфан были направлены войска, которые были увеличены до 300-400 кавалерии и пехоты. Даоинь Аксуйской провинции Чжу Жуй-чи был направлен в Учь-Турфан, где он пребывал в течение трех месяцев, пока не прекратился поток беженцев в китайскую территорию. Стефанович уже пребывал в Учь-Турфане некоторое время, прибыв туда в июле, до того как начались беспорядки. Он убедил даоиня не вступать в какие-либо отношения с уполномоченными представителями повстанцев. Даоинь выставил охранников вдоль всей границы, не позволяя беженцам пересечь ее, и в то же время оповестил всех, что повстанцам не будет разрешено пересекать границу, и что их ходатайства о китайском подданстве не будут рассматриваться. Полученные им прошения беженцев он вручил Стефановичу, который принял меры к тому, чтобы убедить беженцев вернуться в Россию.
Как ни странно, Стефановичу в его усилиях по репатриации беженцев больше всего препятствовали действия российских властей и самих войск в Семиречье. Цитата из отчета российского генерального консула: «… но меры последнего [Стефановича], чтобы вернуть киргизов обратно в Россию, несмотря на желание для этого со стороны киргизов, не достигают своей цели. К тому времени в Пржевальском уезде собралась значительная масса различных войск, и они так энергично преследовали повстанцев, что часто они не отличают их от мирных жителей».

(Продолжение следует).