Эдвард Д.Сокол. «Восстание 1916 в русской Центральной Азии»

0
957

(Продолжение, начало в № 1-5, 7-23)

Глава V
ВОССТАНИЕ 1916 ГОДА: ВТОРОЙ ЭТАП

A. Восстание киргизов и казахов

1. Объявление о  высочайшем повелении

Обстоятельства, сопутствующие объявлению о мобилизации рабочих среди киргизов и казахов и их последующая реакция были почти такими же, как и среди сартского населения, хотя их сопротивлению потребовалось значительно больше времени, чтобы вылиться в определенную форму. Как и в случае с сартами, среди них не проводилось никакой предварительной работы для смягчения удара или представления в патриотическом свете тех жертв, которые они должны были совершить  для нужд фронта.  Высшие должностные лица страны признавали то, что ими не были проделаны предварительные шаги. Таким образом, в июле 1916 года наместник царя на Кавказе, великий князь Николай Николаевич, стремился привнести изменения в приказы о воинской повинности применительно к стране, порученной ему, на том основании, что «любые меры, затрагивающие мусульманское население, требуют для их выполнения ряд предварительных мер, которые, в свою очередь, требуют значительно много времени.» 31 июля Куропаткин писал в своем дневнике:

«Штюрмер [премьер-министр] и Шуваев [военный министр] сделали все возможное для того, чтобы  вызвать возмущение среди населения. Указ о мобилизации туземцев на работы был дан Штюрмером без предварительного опроса местных чиновников и без учета их мнений относительно сроков и мер по выполнению указа о призыве туземцев на работы».
Одно остроумное выражение, которое циркулировало среди санкт-петербургского общества до Первой мировой войны, гласило, что «у русских есть отделы, но нет правительства». Первые попытки выполнения Указа о мобилизации рабочих указывают на то, что в этом  тонком замечании было много правды. Успешное выполнение Указа базировалось на координации действий военного министерства и министерства внутренних дел. Однако подобной координации не было.  На следующий день после оглашения высочайшего повеления министр внутренних дел телеграфировал губернаторам соответствующих областей, что они должны приступить к мобилизации первого контингента среди казахов и киргизов в возрасте от 18 до 26 лет в кратчайшие сроки.

На местах царил полный бардак, о  степени которого можно судить на примере Соколовского, Астраханского губернатора. В соответствии с указаниями министра внутренних дел, Соколовский задействовал все имеющиеся в его распоряжении  силы и средства для того, чтобы обеспечить первый контингент из местных жителей к 10-му июля. Однако после получения телеграммы от министерства внутренних дел, в котором говорилось о том, что военное ведомство серьезно затрудняет транспортировку местных рабочих, он был вынужден отменить этот призыв.

Соколовский затем связался с сотрудниками военного округа Казани. 23 июля он получил от военного руководителя Астраханского уезда заявление, что он может ежедневно принимать по 1000 местных жителей, начиная с 5 августа. Соколовский вслед за этим дал команду приступить к мобилизации рабочих во второй раз, но 26 июля глава уезда ему сказал отложить приемку рабочих, пока не будет получен план транспортировки от военного ведомства. «Таким образом, за  короткое время я был вынужден дважды объявлять и дважды отменять приказ о мобилизации», — заявил Соколовский. Соколовский считал подобную ситуацию очень вредной для всех сторон. Местные жители должны были проделать целых 300 верст для того, чтобы добраться до пунктов сбора, а затем возвращаться домой, чтобы ожидать следующий призыв, что  влекло бессмысленные экономические потери. Кроме того, это могло быть истолковано как проявление слабости и нерешительности российского правительства и таким образом давало возможность  подстрекателям  вызывать  возмущения среди коренных народов.

Также как и у сартов, Указ о мобилизации стал рычагом для массовых вымогательств и злоупотреблений служебным положением со стороны местной администрации. Для того, чтобы коренные жители не попадали в списки, с них драли взятки. Волостные управители использовали Указ для сведения счетов со своими партийными врагами, включая всех несогласных с ними в возрастной группе  от 19 до 31 лет, первом контингенте. Или же они могли быть осуждены за противодействие правительству и предстать перед российскими властями. Богатые киргизы при составлении списков приписывали возрасты своим сыновьям, также были случаи 20-летних биев или местных судей [эти чиновники освобождались от воинской повинности], тогда как по закону, они не должны были быть моложе 25 лет. Сталкиваясь с несправедливостью, население часто собственноручно «восстанавливало» ее в виде изъятия списков от волостных управителей, что имело место в Тургайской, Уральской, Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областях. Другие местные власти, опасаясь вспышек насилия со стороны киргизской молодежи, бежали в российские центры, такие как Уральск и Илек, и там составляли свои списки при чрезвычайных обстоятельствах.

Также как и среди сартов, распространялись такие же нелепые слухи относительно реального назначения мобилизации. Неграмотным переводчикам приходилось переводить выражения, которые они никогда прежде не слышали, такие как “реквизиция”, “оборонительные сооружения в театре военных действий”, “военные коммуникации”, переводили настолько неверно и искаженно, что складывалось впечатление, что киргизов и казахов забирали в качестве солдат непосредственно на фронт без военной подготовки. Или же там, где считали, что их берут в качестве рабочих, то там ходили утверждения, что они будут рыть окопы между стреляющими  друг в друга немцами и русскими. В Семиречье русские крестьяне говорили киргизам, что их отправляют на фронт умирать, и что тогда крестьяне захватят их земли. Сам термин “реквизиция”, используемый в официальных документах в связи с воинской повинностью рабочих, задевал чувства коренных жителей.
Если Указ о мобилизации застал сартов в разгар сбора хлопкового урожая, то многих киргизов и казахов, особенно казахов, в разгар сельскохозяйственных работ. В северных уездах степных областей казахи жили вперемешку с русскими на фермах, не отличаясь от русских крестьян и рабочих, в которых была необходимость для ведения их крестьянских хозяйств. В уездах Аральска, Актюбинска, Павлодара, Семипалатинска, Барнаула, Усть-Каменогорска и Зайска киргизы и казахи были единственной остававшейся рабочей силой, поскольку русские крестьяне находились на фронте. Указ пришелся в разгар сенокоса и в канун урожая зерна.

В некоторых окрестностях считали, что призыв относился к добровольцам, поскольку людям говорили, что они уже заплатили различные многочисленные налоги и отчисления с момента начала войны вместо воинской службы. Другие полагали, что  призыв к воинской повинности полностью исходит от местных властей для того, чтобы выслужиться перед центральным правительством, принудив киргизов стать добровольцами. Киргизы обосновывали это убеждение тем, что глава Пржевальского уезда требовал в 1915 году, чтобы были добровольцы — киргизы для службы в действующей армии.

Движение протеста киргизов и казахов против злоупотреблений служебным положением их волостными чиновниками послужило первому появлению поколения казачьих отрядов. Бремя их пропитания было возложено на местных жителей-туземцев. Официальный отчет о неформальной встрече степных народов от 7 августа 1916 года характеризует результаты этого вторжения следующим образом:

«Появление в степи казачьих отрядов навеял ужас на мирное население большой области. Киргизы (т.е. казахи), до того времени мирно ожидавшие призыва подчиненных рабочих, заволновались: они стали покидать места, оставляя все свое имущество, продавая земли за гроши, они уходили на юг. Молодежь покинула аулы,  ушла в степь, и где они находятся неизвестно. Везде киргизы оставляли дозревающее зерно; скошенное сено оставалось в кипах, прогнивая и уносимое ветром. С момента объявления о мобилизации никто не занимается  вопросами сельского хозяйства,  экономике нанесен непоправимый удар. В Уржавской волости Лепсинского уезда Семиреченской области никто не ведает где киргизы, где обрабатывается зерно или заготавливается сено для рогатого скота».

В то время как призыв к воинской повинности, в какой бы то ни было форме, был полной неожиданностью для сартов, то для кочевников, в особенности для казахов, данный вопрос витал в воздухе в течении некоторого времени. М.Тынышпаев, влиятельный казах среди местной интеллигенции, рассказывает, как Чаев, директор по военным строительным работам, подходил к нему в сентябре 1915 года, чтобы узнать его мнение относительно проекта по призыву казахов в качестве солдат. Тынышпаев выразил свое мнение и написал о проекте редактору газеты «Казак».

В декабре 1915 года данный проект обсуждался в прессе. На 24 января 1916 года газета «Казак» (за номером 166) отразила мнения некоторых влиятельных киргизов (казахов) относительно вопроса о возможности возложения воинской повинности на киргизов; вопрос о желании или нежелании служить в армии не рассматривался вообще; всех интересовало, каким образом киргизы бы служили — в инфантерии или в кавалерии; вопрос прорабатывался на страницах газеты «Казак» в выпусках 166, 168, 177, 179, 184 — последний был от 9 июня … В целом, статьи упомянутых выпусков можно резюмировать следующим образом: 1) большинство киргизов (включая меня) предпочитает службу в кавалерии, меньшинство — за службу в пехоте 2) предполагается, что в  связи с отсутствием свидетельств о рождении среди киргизов, призыв к военной службе в ближайшем будущем будет сопряжен со многими трудностями.

(Продолжение следует).

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.